— Ага. Герман как раз с выезда вернулся при полном параде. Доспехи, шлем, щит ростовой и меч, который я даже поднять не смогу. Прямо у ворот они с Хельгом и поспорили. Скиф взял лом и как еб…
— Тихо! — не выдержал переписчик. — Агнесса, ты что себе позволяешь? Я хронику пишу, понимаешь? Официальный документ, который потом дети будут читать. А ты — …
— Точно. Извини, забыла, — кокетливо улыбнулась потрошитель нежити, незаметно выливая остатки чая из глиняной кружки за стол. — Тогда ты сам там допиши, как надо… Значит — один как еб! А другой как еб на жопу! А лом — того-самого. В дугу… Крепкие шлемы монастырские кузнецы делают, без дураков.
— И что?
— Ну, Германа потом колодезной водой через полчасика отлили. Еще отец-настоятель пришел. Сначала начал молитву на отпевание читать, а как дурак зашевелился, так плавно перешел к тому, как на всех епитимью наложит.
— Значит, выжил наш рыцарь.
— Что ему сделается? Шлем пока снять не могут. Но у него снизу дверка есть, туда и жрет. Так и ходит, бедолага…
Вздохнув, монах почесал ухо кончиком гусиного пера и дописал на сером листе:
«Чужолую и дорогую, которой шандырахнули по башке рыцаря могутного, и чем жилизяку погнули. Точка».
Присыпав песком чернила, подул сверху для надежности и с подозрением посмотрел, как гостья наливает в пустую кружку темно-бордовый пахучий напиток.
— Подожди. А ты каким боком к этому? Зачем я вообще это писал?
— Ну, ты же у нас собираешь разную хрень, что в округе происходит. Вот, я и рассказала. Потому что — хрень. Полная. — Увидев, что архивариус начинает потихоньку звереть, Агнесса тут же добавила: — У меня ведь ничего интересного не было, Вольдемар. Ну, бегали по округе, дрянь разную гоняли. Так это каждый день одно и то же. Разве что у соседей отчебучили. Выловили на болотах страхолюдину, в клетку засунули. Хотели на ярмарке показывать за деньги. А зверюга кислотой плюется. Прутья изглодала, на волю выбралась и сожрала ловцов. Еще моих собак пыталась на зуб попробовать, еле успела твари голову отчекрыжить.
— Да? Вот это — интересно. Это для потомков надо будет записать.
— Тогда можешь во дворе посмотреть, пока свиньи не доели. Я привезла для отчетности. Зараза такая — три мешка мне испоганила! Завернешь в мешковину, узел затянешь, в седле трясешься — а у нее с пасти продолжает капать и все, дыра. Намучилась — жуть.
Про свиней Агнесса не врала. В монастыре был выводок, кому постоянно волокли на утилизацию разнокалиберные останки. Контроль и учет — это хорошо и правильно. Но куда остатки разнообразной нежити девать? Вот и нашли выход. На дармовых харчах хрюшки неплохо подросли и пару даже начали приучать к седлу. Не одну даму в кроваво-красном балахоне считали отмороженной. Умельцев с огоньком прокатиться от Рейна до Мааса хватало.
— Еще что-нибудь?
Занюхав рукавом выпитое, Чумная Повитуха поставила пустую кружку рядом с бумагами и сипло ответила:
— Не, все. Может, завтра еще что будет. Так что иди, любуйся башкой.
Кроме записи разных интересных историй у Вольдемара была еще одна страсть — он делал иллюстрации к текстам. И старался по мере возможностей не преукрашать. Разве что — самую малость.
Через час монах снова скрипел пером, но уже в одиночестве.
«И жрала монстра уродская людей и жавотных биз счета, ущерб причиняя. И была бита и рублена, и закопана в землю числа сегодняшняга от Рождества Христова».
Полюбовавшись результатом, Вольдемар подрисовал клыки покрупнее и с чувством хорошо выполненной работы засобирался на ужин. После выходных должен прибыть караван с припасами. Там наверняка в дороге кого-нибудь погрызли, отравили, ограбили. Будет отличный повод добавить пару-тройку страниц в исторические хроники. Главное — без «еб», дети же будут потом читать. В школах. Хором.
Чух-чух
— Дяденька Клаус, ну кто мне еще поможет, кроме тебя.
— Ты понимаешь, что значит слово «нихт»? Тебе по буквам разобрать?
— Я в грамоте плохо разумею. Только букву 'А’могу как-то нацарапать, когда за довольствие расписываюсь…
— Твоя проблема, Агнесса. Сходи к Вольдемару, он тебе перетолмачит.
— У него запчастей нет, так бы сходила… Дяденька Клаус…
Кто бы заглянул случайно в монастырский гараж, не узнал бы Чумную Повитуху. Потому что обычно она щеголяла в модном заговоренном красном балахоне с наброшенным капюшоном, обшитым золотом по краю. Всегда начищенная серебрянная маска с массивным клювом. Широкий пояс, на котором в потайных кармашках до времени дремали разного рода артефакты. Разумеется — все категорически осуждаемые Матерью-Церковью, но уже не один раз спасавшие жизнь лезущей в самое пекло женщине. Модельные сапожки на толстой подошве, прочные перчатки до локтя и… Что говорить — вся городская охрана сначала испуганно шарахалась в сторону, а затем пускала слюни, разглядывая фигуристый зад. Смотрели в спину, в лицо пялиться идиотов не было.