На шагнувшую вперед Чумную Повитуху сначала смотрели с явным неодобрением, но затем опознали и наряд, и серебрянную маску, подвешенную на пояс. За спиной послышались шепотки: «Это же Сестра! Братство!». Старший жандарм гулко бухнул кулаком по нагруднику и поклонился:
— Герман, из Кобленца!
— Западный предел? Приятно познакомиться, девица Агнесса. А это что за бодрый малый?
— Наемник Дэзи. Осужден за бунт, грабеж и неподчинение приказам командира.
— Грабеж? Не похоже, что он на этом хоть что-то заработал.
— Их отряд выпотрошил монастырь. Святых сестер перепугали, все вино из подвалов вылакали. Так их и взяли потом во дворе, упившихся напрочь.
— Понятно… Эй, Дези или как там тебя! Хватит уже ветер разгонять, бросай железо. У меня был тяжелый день, пыльная дорога и голова трещит. И ты еще с этой цепью дурацкой.
Обидевшись на столь явное неуважение, будущий каторжанин попытался возразить:
— Они меня тогда опять свяжут!
— Они тебя в любом случае сгребут и еще накостыляют для порядка. Потому что их шестеро, у них багры и жалеть не станут.
— Двоих я свалю, двум ребра пересчитаю, а с оставшимися как-нибудь справлюсь.
Вздохнув, Агнесса добыла из-под кроваво-красной полы тяжелый пистолет и проворчала:
— Я сказала — шабаш. Или мудя отстрелю напрочь, звенеть будет нечем… Пойдемте лучше ужинать. Вино здесь неплохое. Заодно горло промочим. И мешок ему какой-нибудь найдите, чтобы задницу прикрыл. Приличные люди кругом, а вы тут бордель пытаетесь организовать.
После двух кувшинов терпкого вина жизнь решительно наладилась. Народ перестал хмуриться друг на друга. Пара жандармов даже умудрилась от усталости упасть лбами в опустевшие миски с похлебкой. Старший охраны сидел рядом с Агнессой, изредка икал и задумчиво скатывал из крошек хлебные шарики. Угнездившийся напротив кандальник в натянутом на тело пустом мешке с дыркой для головы допивал очередную кружку и объяснял, как именно докатился до жизни такой.
— Я вообще из Тасканы. Хорошее место. Было… Я даже помню наш старый дом. Сад. Поля у соседей. Апельсиновую рощу за дорогой.
— Ты еще скажи, что из поземельных были и хозяйство выкуплено.
— Нет, чего врать-то, — вздохнул Дези. — Батрачили, как большая часть деревни. Но участок — тот свой, это точно. До Чумы у нас почти вся деревня неплохо концы с концами сводила. А потом как нечисть набежала и три года подряд дожди и холода летом… Считай, из семьи я единственный и остался.
Чумная Повитуха на вино особо не налегала. Оплатила, с этим никаких проблем не было. Специально в дорогу набрала монет побольше. Просто завтра снова баранку крутить. Дороги разбитые, хоть и восточные пределы Империи. Но и телег с пешеходами полным-полно. Больше материшься и объезжаешь, стараясь не задавить кого-нибудь, чем «эх, с ветерком». Все же видно, где людей явные излишки, а где только дураки за высокими каменными стенами и в полях с охраной работают. Но — не грели душу местные заселенные просторы. Если бы не данное обещание и таинственные пещеры — плюнула бы сто раз и домой повернула.
— Значит, подался в наемники. До лейтенанта добрался или не стал патент брать? Очень уж у тебя речь правильная. Пехота обычно другие слова использует.
Безобидная фраза неожиданно смутила бывшего ландскнехта.
— Так я в Парме слугой у местного лектора три года отслужил, потом в Вероне переписчиком в суде чуть-чуть. Но надоело пером скрипеть, вот в Сен-Галлен и перебрался. В братстве доминиканцев с полгода по старой памяти рясу носил и потом уже к вольным отрядам перебрался. Не мое это — свечи зажигать и с кружкой по рядам ходить… А до лейтенанта — мне не светит, это надо с младых ногтей в терции начинать. Но десятником был, да.
— Оно и видно. Вся надежда на командира. В монастыре тоже — патрули не выставили, дармового вина налакалась, вас теплыми и повязали.
Почти задремавший Герман потер красные глаза и фыркнул:
— У них там половина без оружия в соседнюю деревню за шлюхами умотала. Мы потом два дня по округе этих голодранцев вылавливали.
— А почему — голодранцев⁈ — обиделся Дези. — Потому что жалованье нам не выплатили! Обещали у Филлаха в оцепление выставить. А в итоге — без нас все закончили, нечисть прибили и ни монетки не дали! Что мы, совсем безголовые без повода бунтовать? Жрать было нечего, вот и побузили…
Знакомая история. Разных слабо обученных пикинеров и прочих любителей железом побрякать ставят в оцепление. Не против серьезных монстров, что вы — те пройдут и не заметят. Так, мелочь когда окончательно к порядку приводят. Целыми областями на востоке потрошат зубастых чебурашек. Прочесывают даже бесконечный лес — пригонят три-четыре тысячи головорезов, цепью развернут — и вперед. За месяц остатки с другой стороны выйдут, клыки и хвосты сдадут на премиальные и опять готовы развлекаться. Хорошо, что пшеки и венгры границу держат намертво. Русичи свою дрянь задавили, а с шелупонью панове конные и благородные мадьяры как раз и развлекаются. Собак натаскивают, охотятся и друг перед другом хвастают успехами. Поэтому в Империи только на западе превозмогают с надеждой рано или поздно дочистить самые рассадники. Или просто выкопать ров, поставить стену высокую и дальше пусть галлы сами башкой о чужие хари бьются.