Агнесса долго сидела молча, ломая пальцы, потом произнесла фразу, удивившую женщину:
— В данном случае это не имеет значения.
— То есть как это не имеет? Бог мой! Что вы хотите этим сказать?
— Ничего, кроме того, что сказала.
Помолчав, Терри проговорила нерешительно:
— Но ведь ничего не было… против вашей воли?
Агнесса подняла глаза.
— О, конечно, нет! В том, что случилось, виновата лишь я одна. Джека я не упрекаю, он никогда не был жесток со мной… Вам, наверное, не верится, вы ведь помните меня невинной девушкой, а я… да, я вот такая, порочная, падшая женщина.
Сердце Терри немного смягчилось; ей стало жаль Агнессу.
— Я понимаю все ваши поступки, кроме этого. Ведь говорили, что были счастливы с мужем…
— Да, — подтвердила Агнесса, — Орвил всегда уважал мои чувства, даже если они казались ему непонятными. Если бы я сказала ему, что люблю Джека, он отпустил бы меня без единого упрека, потому что ценил внутреннюю свободу, свою и мою. Но я вовсе не собиралась этого делать, не хотела. С Орвилом мы хорошо понимали друг друга и… да, в общем, не стоит говорить! Я думала навсегда расстаться с Джеком после его выздоровления, хотя не знаю, удалось бы мне уговорить его уехать… И раньше, если бы он не попросил моей помощи, мы бы не встретились больше вновь. Я бы пережила разлуку с ним, хотя, конечно, терзалась бы мыслями о его судьбе, потому что она никогда не была мне безразлична. А Орвил… Он решил, видимо, просто ускорить события; он, должно быть, считал, что это все равно произошло бы когда-нибудь, как бы предвидел измену. Он хотел чистой любви, без примеси сомнений, это слишком его мучило, тем более, он ведь знал, что Джек был моей первой любовью, знал, на что я пошла ради этой любви и что наша разлука была насильственной. Да еще и ребенок… Верно, я не смогла до конца избавиться, уйти от этого чувства. Орвил догадывался, а когда я обманула, скрыла свои поездки к другому…
— Но почему вы обманули мужа? — спросила Терри, внимательно вслушиваясь в ее взволнованную речь.
Агнесса вздохнула:
— Ради Джека. Он ни за что не принял бы мою помощь, зная, что тут замешан Орвил. Но я должна была предвидеть, чем все это закончится!
— Думаю, ваш муж должен был постараться вам помочь! Чтобы ничего подобного не случилось! Если б он не велел вам покинуть дом…
Агнесса помотала головой.
— Неважно! Он все сделал, что мог… еще до этого. Он очень сильно любил меня, Терри.
И если б Терри не знала всего, то, услышав, как произнесла Агнесса последние слова, она решила бы, что Агнессе больше жизни дорога эта любовь.
— И что же вы теперь-то думаете, барышня? — спросила она, по старой памяти называя ее так.
— Что?.. Знаете, Терри, человек иногда чего-то не понимает, самых простых вещей. Но потом вдруг словно отдергивается занавес, и он видит все, как на ладони, всю правду, всю ложь — словом, истину.
— Только это случается поздно? Верно?
— Да, — Агнесса и продолжала: — Там у меня была семья, какой никогда не будет здесь. Я просыпаюсь утром и думаю: «Вот Джессика встает, идет в школу. Кто говорит с нею, кто помогает ей собраться? Почему не я?» И так дальше — целый день. Я вижу все это, словно наяву. А с Джерри еще хуже. Он совсем маленький, вообще может меня забыть, да и как ему без матери?! Иногда мне кажется, что есть средство, которое поможет мне перенестись туда, но как его найти? Сюда я их взять не могу, и не только потому, что Орвил не отдаст, я сама не хочу. Это словно бы разрезать жизнь на кусочки, а потом что-то из них составить.
— Быть может, вам вернуться к мужу…— произнесла Терри немного погодя, с большим, впрочем, сомнением.
— Господи! Да как я смогу! Орвил отказался от меня еще до того, как так низко я пала, неужели он окажется способен простить меня теперь? Обмануть его, сказать, будто ничего не было, я не сумею и не смогу смотреть ему в глаза после своей измены. Он слишком хороший человек, он этого не заслуживает.
— Уже хорошо, что вы это понимаете.
— Понимаю, да, — с горечью повторила Агнесса. — Но разве это что-либо меняет? Приближает меня к моим детям?
— Успокойтесь, мисс, — сказала Терри, после того как Агнесса вскочила с места и принялась ходить по комнате, скрестив руки на груди. — Так и быть, я останусь. Не знаю, что тут можно сделать, но постараюсь помочь.
Агнесса остановилась.
— Спасибо, Терри. Да, вот письмо мистера Лемба, читайте, я доверяю вам. Только не хочу, чтобы Джек о нем знал.
— Джек, — сказала Терри. Она и не видела-то ни разу этого человека, поломавшего, как ей думалось, жизнь Агнессы. — Он хоть догадывается о ваших мучениях? Или ему все равно, лишь бы вы принадлежали ему?
— Нет, он хочет, чтобы я была счастлива, — ответила Агнесса, — только не вообще, а именно с ним. У него в жизни нет выбора, а если и есть, то такой, какого никому не пожелаешь.
Терри взглянула на нее искоса, потом принялась читать письмо Орвила, а Агнесса замерла то ли в раздумье, то ли в растерянности и стояла так; брови ее были приподняты, в глазах застыло ожидание.
— Он любит вас, — сказала Терри, откладывая письмо. — Это мнимая холодность. Гордость, уязвленное самолюбие, ревность. Если бы вы не дошли до последней точки, он бы рано или поздно простил.
— Теперь я тоже так думаю: он бы простил. Но сейчас уже поздно. Я вела долгую борьбу с собой и проиграла.
Она говорила устало. И показалась вдруг Терри далекой, чужой.
— Опять к нему пойдете, мисс? — с явственным осуждением произнесла женщина. — Уж если вы раскаялись в содеянном, то должны для начала хотя бы отказаться от жизни с этим мужчиной. Он…— И Агнесса услышала о Джеке все то, что обычно говорили о нем люди, знающие его и ее историю.
— Да, — сказала Агнесса, — все говорят так, и никто иначе: это мой первый возлюбленный, отец моего ребенка, человек, дважды спасавший мне жизнь и, если понадобится, готовый сделать это еще раз, тот единственный, кому я сейчас дорога и кого могу сделать счастливым.
Терри невольно отпрянула, пораженная такими словами.
— Это человек, лишивший невинности вашу душу, сделавший вас несчастной!
Агнесса молчала, и тогда Терри произнесла, как приговор:
— Я ошиблась: вам не в чем помогать. Каждый человек достоин своего выбора — оставайтесь с ним. А я… Я уеду. Потому что я лишняя здесь, лишняя, как и все остальные.
И, как Агнесса ни уговаривала ее остаться, Терри не пожелала изменить свое решение.
— Бога ради, Полли, бери скорее поднос и беги в гостиную! Не урони только, — говорила Рейчел задержавшейся служанке — Гости, наверное, заждались.
Сегодня впервые за много дней Орвил принимал гостей, знакомую супружескую пару. Полли убежала, бренча чашками и кофейником. В кухню вошла Френсин.
— Ты переодела мисс? — спросила Рейчел, как всегда озабоченная всем, что касалось Джессики. — Она в гостиной?
— Нет, — сказала Френсин, — пошла поиграть на рояле. Она говорит, — с неожиданным вызовом добавила девушка, — что должна заниматься музыкой, иначе все перезабудет к приезду матери, и та будет огорчена.
— Миссис Лемб вернется? — тихо спросила Лизелла. — Никто ведь ничего не знает?..
— Мистеру Лембу не нужна такая супруга, — сказала Рейчел, твердо сжимая губы, — она его опозорила.
На лице Френсин от волнения появились красноватые пятна. Она ничего не забыла: ни своего, как она считала, предательства, ни поступка подтолкнувшей ее к этому Рейчел. Настала пора свести счеты.
— Вы, что ли, замените мать его детям, мисс Хойл? — воскликнула она — Мисс Джессике и мистеру Джерри! У вас никогда не было семьи, вот вы так и говорите! Просто не способны понять!
Рейчел стремительно обернулась в обиде и гневе.
— А ты способна, да?!.. Если так, то и ты такая же…— Слова, готовые вот-вот сорваться с языка, все же застряли в горле.
— Прошу вас, перестаньте, — испуганно прошептала Лизелла, — не наше это дело — судить господ. Зачем ты так, Френсин! И вы, мисс Хойл, не надо…
…В гостиной велись другие разговоры, не такие откровенно-прямые и все же имеющие источником те же вопросы.