«В прежние времена, — записывает Агния Барто, — я часто приходила к детям не для выступления. По уговору с заведующей детсадом или директором школы не сообщала ребятам о своей профессии... я хотела видеть будни. Сохранить инкогнито стало много труднее, когда чуть не в каждом доме появился телевизор. Был такой случай. Несколько дней сидела я на уроках в первом классе одной из школ. Директор... разрешил сказать детям, что я из районо... И вот сижу я на последней парте, никому не мешаю, никто на меня не оглядывается, а я примечаю все, что мне кажется интересным... Но во время перемены ко мне подходит шустрая девочка с двумя бантиками, торчащими как рожки, и доверчиво говорит:
— Вы в районо работаете? А раньше вы работали писательницей, я вас в телевизоре видела».
Где бы ни была писательница, каким бы делом ни занималась, дети остаются в центре ее внимания. Испания 1937 года, обливающаяся кровью, расстреливаемая в упор фашистскими пушками; рабочий Урал суровых военных лет; действующая армия осенью 1943 года; сегодняшняя Япония; село Михайловское во время очередного Пушкинского праздника поэзии; пролетарская окраина Пирея в период диктатуры «черных полковников» в Греции; тропическая Бразилия — все воспринимается А. Барто сквозь «призму детства». Типичная запись: «На детей я смотрела во все глаза, встреч с ними мне в Португалии как раз не хватало. Они для меня своеобразный барометр, через них я лучше ощущаю, какая нравственная погода в стране».
Рассказывая о своей работе народного заседателя, Барто пишет о «трагичной слепоте матерей», о том, что «сознание полной безнаказанности, укоренившееся с детства, часто приводит человека к беде» и «как часто судьба человека зависит от нравственных понятий, привитых ему в годы детства», когда так необходим «живой, сильный голос детского писателя!» Подобно стрелке компаса, всегда ориентированной на север, чувства, внимание, мысли поэта неизменно направлены к детям. Точнее — к сегодняшним детям.
«Я из страны своего детства»,— сказал Экзюпери,— записывает Агния Львовна.— О себе я хотела бы сказать по-другому: — Я из страны современного детства».
Читаешь «Записки» и видишь, как радует автора проявляемое кем бы то ни было знание, понимание детей, любовь к ним. «Дар этот, в сущности говоря, положен по штату каждому воспитателю, но как хорошо, когда воспитатель обладает им в полной мере», — замечает автор книги. Увы, встречаются и среди педагогов, не говоря уже о родителях, люди, начисто лишенные этого дара, нравственно нечуткие, душевно бестактные. Барто пишет о ясельной воспитательнице, которая детей младшей «ползунковой» группы называет по фамилиям; о директоре школы, произносящем перед учениками стертые, шаблонные фразы; о создателях телевизионного документального фильма «Мой отец», которые крупным планом показывают миллионам зрителей страдания девочки, плачущей при одном упоминании слова «отец»... В самое сердце ранят поэта строки из детского письма, полученного по случаю Международного женского дня: «...а моя мама пьет, что мне делать с такой мамой».
Отношение к детям — важнейший в глазах писательницы нравственный критерий оценки человека. Мимолетное, но навсегда врубившееся в память впечатление из поездки на фронт. Лейтенант Козлов принес из вражеского тыла, куда ходил на разведку, больного мальчика трех лет, который в бреду повторял одно только слово: «Вас?», «Вас?». «Фашистский пацан, а все равно ребенок»,— сказал он в медсанбате. Мальчик оказался русским. Но этого Козлов уже не узнал. Его убили в следующем бою.
Для писателя отношение к детям — критерий также и профессиональный. О Гайдаре автор «Записок» пишет: «То новое, значительное, что происходило в мире взрослых и детей, всегда было ему интересно и важно». Рассказывая о Л. Кассиле, А. Барто вспоминает такой случай. Лев Абрамович выступал перед детьми, надолго, может, навсегда прикованными к больничным койкам. Дети попросили писателя рассказать про футбол. И Кассиль стал говорить о том, что главный человек на футболе — судья. «Возвел он в высший ранг именно судью,— отмечает писательница,— потому что хотел обнадежить детей: если не игроками, то судьями и они когда-нибудь смогут стать».
Собственные наблюдения Агнии Львовны над взаимоотношениями детей между собой, над отношениями детей и взрослых, над детской речью и т. д. сочетают в себе зоркость писательского взгляда и подлинно педагогическую мудрость. Писатель, к примеру, замечает, что пресловутый «дух противоречия» возникает у детей не в подростковом возрасте, как многие до сих пор считают, а гораздо раньше. Так, четырехлетняя Катя переделывает знаменитые стихи про двух козлов: «Не на мосту, не два козла, не встретились, не рогами». Иных неразумных взрослых раздражает это стремление детей «перечить», делать по-своему, и они пытаются всеми силами эту черту в ребенке подавить, искоренить. Вот этого делать как раз и не следует, убеждена автор «Записок», ибо случаи, подобные описанному,— детские формы проявления драгоценной человеческой способности к неординарному, самостоятельному, творческому мышлению и поведению.