В своей речи на Четвертом съезде писателей СССР А. Барто справедливо отмечала, что наши дети «...духовно повзрослели. Люди стали тоньше в своих взаимоотношениях, это сказывается и на детях. Даже младших стали по-своему интересовать вопросы морали». Стремление запечатлеть внутренний мир ребенка и подростка во всей его тонкости, сложности, непосредственности и определяет характер многих новых стихов А. Барто.
Поэтесса глубоко раскрывает перед нами то, как усложнился внутренний мир ее героя, как утончилась вся область его эмоций, этических, а вместе с тем и эстетических восприятий, какое богатство и многообразие чувств и переживаний вызывает у него ощущение причастности ко всему на свете, порождающее жажду активной деятельности и живого участия в судьбе тех, кто особенно нуждается в нем.
Именно об этом говорит одно из самых характерных и примечательных стихотворений А. Барто «Лебединое горе», в котором возможности детской поэзии расширяются до проникновенного лиризма, возвышенного и тонкого, а вместе с тем отвечающего правде детской психологии, по-своему раскрывающего ее черты и особенности.
...Мальчик становится свидетелем той беды, которая постигла лебедя, отставшего от своей стаи и вынужденного зимовать на севере:
Мальчуган, который не может быть равнодушным к тому, что происходит в окружающем мире, думает:
Так обычно говорят о закадычных друзьях, попавших в беду,— и эта живость, и эмоциональная напряженность интонации передает всю непосредственность и глубину чувства, побуждающего мальчугана выдумывать хитроумные затеи, чтобы хоть чем-нибудь помочь своему новому другу:
Кажется, он сейчас готов плыть рядом с лебедем, составить ему компанию (ибо по себе знает, как было бы скучно целые дни проводить в одиночестве!).
Пусть попытка юного рассказчика завершилась явной неудачей, но мы чувствуем, что он сделает все, чтобы по-настоящему подружиться с попавшим в беду лебедем и хоть чем-нибудь помочь ему.
Как будто не слишком значительный эпизод из жизни своего юного героя поведала нам А. Барто, но как много сказано в ее стихотворении, с какой глубиной и доподлинностью передан мир его восприятий и чувств, широко открытых навстречу окружающему миру! Да, много сказано и выражено в этом добром и грустноватом стихотворении, сквозь льдистый колорит которого пробивается глубокое и теплое течение, вовлекающее нас в область больших чувств, сложных и тонких переживаний.
А сколько радости приносит детворе и как обогащает всю область ее переживаний непосредственное, активное вмешательство в жизнь живого, слабого, нуждающегося в помощи существа, — как бы мало оно ни было! Именно об этом говорит стихотворение о заброшенном щенке, одно название которого «Он был совсем один» подсказывает юному читателю, что невозможно живому существу пребывать в одиночестве. Щенок повсюду тычется в поисках приюта и испытывает такую тоску, от которой все время хочется выть.
Оставшись «совсем один», щенок размышляет:
Неизвестно, что бы стало с этим щенком, если бы не две девочки, две Катеньки,— им оказался нужен именно такой щенок, обе они в восторге от своей находки, с которой отныне и не собираются расставаться:
И сколько нежности и любви в самих этих эпитетах и прозвищах, какими они награждают щенка, визжащего от восторга и радости, что вот наконец-то он не одинок, наконец-то он стал кому-то нужен, и ему будет с кем играть и возиться, и у него сразу оказались две такие юные хозяйки! А Катеньки счастливы тем, что вот теперь им есть о ком заботиться, кого приласкать. Вот почему тот мир, где они живут, стал для них еще прекрасней, богаче и словно бы даже теплей: ведь у них появился новый друг, кому они жизненно необходимы.
Даже попавший словно в западню между двумя зимними рамами жук и тот вызывает активное сочувствие: он жужжит, как бы зовя кого-то на помощь,— и разве можно отказать ему в ней?