Я замедлил ход, пытаясь найти впереди хорошую позицию для огневой точки. Наконец-то он достиг талимобиля. Я смотрел, как он подошел к водительскому месту и забрался внутрь.
Я снова поставил пулемет на землю и лег сам. Он был в положении дальнего боя: триста метров.
Я чувствовал себя на удивление спокойно, когда приложил приклад к плечу, закрыл левый глаз и прицелился.
Как я и предполагал, он не был специалистом по угону автомобилей. Он вылез из машины и пнул ногой левое крыло в расстроенных чувствах, после чего направился к «ладе». Спустя пару секунд двигатель сделал пару оборотов и снова заглох.
Намокли свечи. Скорее всего именно поэтому он и остановился здесь, и с тех пор ничего не изменилось. Он все продолжал и продолжал поворачивать ключ зажигания, но аккумулятор садился, и оборотов становилось все меньше и меньше.
Ветер уносил все звуки в сторону деревьев, но я сидел и наблюдал, как он с яростным криком бил рукой по рулевому колесу.
Он вылез из машины и направился в сторону нефтепровода. Не имело никакого значения, что он задумал, — его планам не суждено было сбыться.
Мои глаза сфокусировались на его массивном теле. Закрыв левый глаз, я целился ему прямо в живот.
Я нажал на курок, вдохнул, задержал дыхание.
Мушку было видно отлично, а Бастард был немного размыт.
Идеально.
Я второй раз нажал на курок.
Пулемет ткнулся мне в плечо, а Бастард упал.
Сначала он не двигался, но уже через мгновение его ноги начали месить грязь.
Я встал. Уперев пулемет в плечо, я направился к нему.
Он пополз в сторону, вдоль шрама нефтепровода, инстинкт уводил его от опасности. Я сомневаюсь, что он делал это сознательно.
Он видел, что я приближался.
Он остановился и перевернулся на бок.
Темная, обескислороженная кровь сочилась из его живота на покрытый хромом Пустынный Орел, торчавший у него за поясом.
Я поднял пулемет, не спуская глаз с девятимиллиметрового.
Я был всего в нескольких метрах от него, когда он поднял руку. Он берег дыхание до того момента, когда можно будет поговорить.
— Ник, я поделюсь с тобой полумиллионом… Чак получил свои полмилл…
Я хотел, чтобы он расставил все точки над «i».
— Мне жаль, что так вышло на кладбище, но я получил половину этих денег… мне нужно было прибрать за собой… зачистить концы…
Он все еще держал руки поднятыми вверх, но уже скорее это был жест мольбы, чем самозащиты.
— Вы уже получили две с половиной сотни, так ведь? Ты говорил, что вы их поделите. Я отдам тебе еще двести пятьдесят… Ты получишь больше всех…
Я услышал вдалеке шум вертолетных двигателей. Бастард тоже их расслышал.
— Слушай, Ник, я тебе вот что скажу — я тебе все отдам… Отвези меня в Стамбул, я организую проезд. Давай, старик.
Не опуская рук, он показал на карман своей куртки.
— Я тебе даже кассету отдам. Ты не дурак, Ник. Ты знаешь, что это хорошая сделка. Подумай об этом. Чак мертв. Тебе теперь нужно подумать о себе.
Это парень никогда не сдавался.
Я поднял РПК.
— Не называй его Чаком.
Я видел, как расслабилось его лицо.
— Да пошел ты!
Он вдруг опустил руки и потянулся за пистолетом Кобы.
Я нажал на курок.
Необходимости проверять пульс не было.
Я бросил РПК на землю и побежал снова в тень деревьев. Мне нужно было найти Чарли, пока окончательно не стемнело.
Я должен был это сделать.
Я обещал Хэйзл привезти его домой.
Эпилог
Ферма.
Три недели спустя.
Это были простые похороны.
Хэйзл и Джули окунулись в организацию всех деталей, вплоть до того, что наняли у строителей машину, чтобы Алан мог выкопать для Чарли могилу. Думаю, это немного придержало их демонов, позволило им обеим еще немного побыть в своем мыльном пузыре.
Вчера не оказалось свободных священников, поэтому не состоялся и молебен. Мы просто постояли вокруг гроба возле могилы, и каждый сказал по несколько слов, после чего мы опустили его в землю. Хэйзл и Джули держали одну связку веревок, а Алан и я другую.
Все было сделано очень скромно, именно так, как хотел бы того этот зажимистый йоркширец. Силки отвечала за музыку. Из автоприцепа, стоявшего неподалеку, донеслось несколько его любимых песен группы ABBA, и я вдруг подумал о том, как там вели себя его диско-ручки, когда вслед за этим донеслась песня группы Boney М «Brown Girl In The Ring». И именно в этот момент Хэйзл не выдержала. Внуки ничего не могли понять. Они думали, что это была ее любимая песня.