— Да что ты мне, брат… — прошептал Зевс. — А Арес? Невесту отберешь? Заявишь: раз похитил — значит, теперь его?! Не кара — выкуп? Я знаю, что тебя называют Милосердным, но это уж…
Безумие — не это ли хочешь сказать, младший? Перенапрягся старший — править. Тут еще измены жены, похищенные будущие невестки… вот и несет что-то странное — так?!
Я-то думал — став Владыкой Глубин, ты научишься хоть немного смотреть вглубь.
— За Ареса не волнуйся. Не будет преследовать ни ее, не ее. Ну, хочешь — потом пришли ему даров. Или другую невесту подбери: да вот хоть у Гефеста Афродиту отними…
— Он пошел против моего слова! Против твоего слова! Похитил мою дочь!
Вот бы кому править — Зевс точно знает свое место. И что делать. Непокорный юнец пошел против отцовской воли — нужно наказать. Против воли Владыки — нужно покарать как можно суровее…
— Скажи, брат, если бы ты похитил понравившуюся женщину — ты стал бы медлить с тем, чтобы овладеть ею? Полгода в щечку бы целовал, любезности шептал на ушко?
Отдалось — безудержной горечью воспоминания: падает с обнаженных плеч плащ… призывно сияют глаза в ресницах, окованных медью.
Сказать ему, что ли, что Кора была не против похищения? Так ведь не поймет, да и вообще — кто спрашивает у женщин — против они или не против?
— Если похитил, значит, она уже — его. Что — заставишь ее вернуть девственность, потом отдашь Аресу? Чтобы он стал вторым? В чем, по-твоему, больше позора?
Молчит младший. Скрипит зубами. И взглядом — синим, как предгрозовая глубина моря: все равно я верну дочь, а этого кифареда…
— А теперь скажи мне, брат: Аполлон у тебя дурак?
— Что?
Дрогнула мина гнева. Сменилась удивлением.
— Дурак, говорю? Не понимает, что ты решишь его искать? Не представляет, что ты не успокоишься, пока не вернешь дочь? Не знает, что ты будешь гневаться?
— И что с того?
— А то, что на твоем месте опасался бы стрел. Я предлагаю тебе отдать ему в жены дочь и примириться с ним, пока еще не поздно. Потому что если ты промедлишь…
Он ведь не трус у тебя, Зевс. Просто осторожен, осмотрителен… более дальновиден, как положено лучнику. И если ты не остановишь его сразу же, сейчас, то он…
— Что? Против меня? Этот?! Ты это хочешь мне сказать, брат?!
Я молчал, плотно сжав губы. Внутри отдавалось — отдаленным грохотом: «Тебя свергнет сын, сын, сын…»
Клеймо Кронида.
— Примирись с ним, Зевс. Я мог бы приказать… Но дочь твоя, сын твой. Примирись с ним, я улажу остальное. Пока не началось.
— Началось?
Зевс метнул пронизывающий взгляд — будто тоже был лучником. Сел напротив, стиснул пальцы. Спросил как будто бы даже с интересом:
— Может, поведаешь, до чего ты дошел в размышлениях, Мудрый?
— Ты бы тоже дошел до этого в размышлениях. Если бы не гневался на сына. Я же спросил у тебя — дурак ли Аполлон. Могу ответить вместо тебя: нет. Значит, он не пойдет против тебя в одиночку. Он будет искать союзников. Скажи, к кому он обратится первым делом?
— Всегда есть те, кто недоволен правлением. Тот бывший рыбак — я тебе говорил — Главк… Ты рассказывал — титаны Кой, Лелантос, Астрей, Крий…
Вспомнил, наверное, и о великанах, и об остальных. Об одном только позабыл.
— Посейдон, — подсказал я тихо. — А теперь скажи мне — на что это похоже.
На то, что мы с тобой, брат, полетим с тронов вверх тормашками. Ну, я-то — понятно, почему, тут же Арес еще явится с разговором о матери и о несостоявшейся свадьбе… Только вот если Аполлон заберет твой престол — не думаю, что они договорятся с Аресом. Мой сын, знаешь ли, вообще не умеет договариваться. А это значит — война неба и земли, там еще Посейдон где-нибудь будет…
Все, конец Золотому Веку. А ведь какая сказка была.
Зевс тряхнул головой. Послал мне светлую улыбку.
— Ты видишь мир слишком мрачно, брат. Странно для того, кто правит небесами. Но спасибо тебе за то, что предостерег. Теперь я знаю — откуда ждать удара.
— Предотвратить ты его, конечно, не хочешь?
Зевс только поморщился — пойти на поводу у сыночка!
— Владыки не уступают. Я подумаю… но ты только представь, что Деметра вытворит, если я о таком хотя бы скажу. Думаю, она-то готова Феба на куски разорвать.
Я кивнул. Поймал в искрящихся глазах брата — отблеск еще не погасшего гнева. И упрямство: сколько можно слушаться Мудрого, сами помудрее будем…
— Пора, — сказал я. — Не медли.
И ведь это еще чуть за полдень — день-жизнь только в расцвет входит. Что будет к вечеру-старости — страшно вообразить.