Миги увязли в минутах, минуты застряли в часах. Капли застопорились в клепсидре — не сдвинуть. Разговаривал с Артемидой — пытался убедить, чтобы нашла брата и привела его с Корой под мое покровительство. Клялся, что защищу от гнева Зевса. Артемида кивала и не верила (ну да, она же видела бичевание). Прятала глаза и разрывалась — между любовью к Зевсу и любовью к брату. Говорила, что с братом уже пару месяцев почти не видится — и тут была честна.
Значит, Аполлон мог готовиться спихнуть отца и раньше. Уже до помолвки, когда отправил ко мне Кору…
Беседа с Деметрой тоже ничего не дала — кроме рыданий и обещаний кое-что Аполлону укоротить. Деметру успокаивала Гера — хмурая, прекрасно понимающая, куда мы влезли, и почти что забывшая изображать почтительный ужас при моем виде.
— Я мог бы сам устроить их брак, — под конец сказал я, решив, что нужно бы ляпнуть хоть какую-нибудь глупость. — Не спросив позволения у Зевса.
Гера высказалась сложнее, она прошипела: «И как это будет выглядеть? Слабостью? Издевательством над сыном? Плевком в лицо брату?!»
Деметра же просто с ужасом икнула, подняла на меня красные глаза и выдала:
— Зевс пойдет на тебя войной.
После чего опять начала рыдать о дочери — чем и занималась, пока Гера не заставила ее малость успокоиться и не спровадила с Олимпа вслед за муженьком: «Будь спокойна и положись на Климена: он все знает, все придумает, все сделает…».
— Моя вестница не нашла Ифита, — поведала потом супруга покаянным шепотом. — Нереиды не знают, где найти его, а к Нерею Ирида не осмелилась являться.
Я прошелся по покою. Запустил пальцы в волосы — и родное золото венца оказалось чуждым.
— Он у тебя не лучник, случаем?
Хотя что я спрашиваю, знаю уже. Впору надеть шлем и окончательно сделаться невидимкой — ну, или мишень на спине нарисовать.
Два кифареда-лучника, разгневанный Зевс, собирающийся воцариться в подземном мире Посейдон…
— Не нужно было тебе ходить в подземный мир, — сказала сестра. — Сидела, кусала губы, на щеках — красные пятна от слёз. — Я заслужила десяток таких бичеваний. Совершила глупость, когда поддалась искушению — а глупость нужно карать.
В синих глазах, наполненных слезами, вяжется цепочка. Начинается с нее — с измены. А заканчивается — лучше не видеть, чем.
— Скажи служанкам — пусть тебя высекут. Послушай рыдания Деметры или вкуси стряпни Афродиты: есть много способов покарать себя. Мне недосуг заниматься этим.
У меня тут, знаешь ли, такое намечается, что уже почти что хочется взять сына за грудки, встряхнуть и заявить: «А ну свергай! Свергай живо!» А потом отправиться в Тартар, оставив остальных разбираться с тем, что начнется.
Только вот чтобы взять сына за грудки — нужно, чтобы где-нибудь неподалеку присутствовал сын. А он что-то не торопится, хотя молва точно до края света долетела — поведала и о бичевании Геры, и о похищении Коры…
А я вот по своему дворцу круги в недоумении наворачиваю.
Где, Тартар побери, Арес с местью за мать? За Кору?! Да хотя бы с разговором, что ли?!
Эй, безжалостные Мойры! У меня тут рок куда-то потерялся — не отыщете ли?!
Мойры вняли. Расщедрились, старые, в ответ на просьбу (последнюю? а, кто там знает…).
Метида Разумная явилась во дворец — получаса не успело пройти.
Оторвав меня от размышлений — что мне, собственно, делать с норовистым Зевсом, норовистым Аполлоном, такой же норовистой Корой… ах да, Деметра еще…
Разумная явилась с таким лицом, что вообще оказалось не до размышлений. Оказалось — нужно только кивнуть всем на дверь. Еще и дверь запечатать. Чтобы не услышали, что может обрушить воплощение разума на воплощение неразумия.
— Твой ублюдок-сын…
Не узнаю тебя, Метида. Волосы растрепались, изломались губы, лицо кислое, будто недозревшее яблоко. В глазах пылает нечто, совсем чужеродное разуму — но это и понятно, под стать истории.
О несчастной Афине, похищенной моей судьбой. Украденной Клеймом Кронида на колеснице, прямо когда…
— …она просто танцевала и собирала цветы, а он…! Ты… ты позволил ему это! Глупец, неужели забыл, что она твоя дочь…
И десяток свидетелей. Все в один голос: Афина безмятежно резвилась на лужайке (Афина! Безмятежно резвилась!!) И тут вдруг — Арес, на колеснице и как из-под земли. Хватает, не слушает отчаянных мольб (о Тартар — мольбы у Афины!) — и уезжает с рыдающей жертвой наперевес.
Одного не понимаю — свидетелей-то они откуда достали?!
— Ты… смеешься?! Лисса-безумие посетила тебя, Литос?!