Помнится, Гекатонхейры тоже имели свою волю. Только вот в неистовстве могли разрушить мир — оттого и были ввергнуты в Тартар, в ту самую бездну, рядом с которой ты решил создать свой собственный мир, отец… так что же ты удивляешься — что он получится таким?!
Плети тьмы мешали думать. Надоедливо свистели в воздухе, с хищными щелчками полосовали грудь, захлестывали плечи. Боль была глупой, лишней, мелочной. Что она для того, кто века носит в себе боль иного рода!
Жажды не было. Совсем. И нетерпеливый зов нитей подевался куда-то — неужто спорщицы-Мойры так увлеклись какими-то событиями, что и резать забыли?
— Я уже начал строить дворец в кольце Флегетона — как вдруг случилось восстание. Оказывается, я создал мир, не признающий царей, — смех у Эреба невеселый. Скрежещет — окровавленным мечом по щиту. — Я вышел навстречу заговорщикам — жильцам моего мира. Тем, кого сам создал, позвал, поселил у себя… И в миг, когда одни уже не могли подняться, а остальные попадали на колени — тогда…
Молчание. Тьма хватает отверстой пастью — памятью о том, что было века назад. Когда мрак подземного мира впервые разомкнулся, взвился туманным маревом — и из него на своего хозяина ринулся черный пес, ударил лапами в грудь, разорвал горло, истерзал плоть древнего титана — и она истлевала под укусами, так — что не исцелить…
И древний Эреб отступил, лишенный тела. Погрузился в сон. Сберегал оставшиеся силы, копил мощь — для очередной попытки.
Мир подкидывал попытки сам. Невольно загонял себя в ловушку, бунтуя против новых царей: те бежали во дворец гостеприимной Нюкты. Умоляли дать им совет: как сладить с непокорным детищем Эреба. И неизменно принимали предложение великого дара: «Я разделю с тобою мощь, и ты будешь непобедим!»
Великий Эреб каждый раз выполнял обещанное. Глупец, возомнивший себя царем вольного мира, становился непобедим — рука нащупывала и стискивала проклятый, непокорный мир: сейчас, сейчас за все поквитаемся…
Потом не выдерживала оболочка. Трескала, распадалась, разлезалась по швам. Или подводило то недодавленное, что в ней дрыгалось — остатки предыдущего владельца. С веками Эреб научился давить их надежно — сперва просто ласково нашептывая изнутри мудрые советы, потом обращая в своих марионеток… потом забирая тело себе, вышвыривая остатки сущностей на подкормку мира.
Подкармливал, как дикого пса. Мир был не против, он умел выполнять лишь один приказ: «Эреб, взять!»
С Персом, например, получилось лучше хорошего. Одно плохо — чересчур уж смышленая дочка, богиня колдовства.
Пришлось заснуть опять и сделать ставку теперь уже на новое поколение.
А остальное… остальное тебе известно.
По вискам тек пот… нет, ихор. Благоуханный, будто у бога. Капал с носа, заливал глаза. Тек с подбородка.
Не помню, когда он меня так, — понял Танат. И чем. Это плохо.
Эреб теперь стоял напротив, щурился, высверливал взглядом истину. Что там сын? Терпит ли наказание за свое предательство? Готов ли стать сговорчивее?
Танат чуть дернул головой — не особенно готов, отец. Может, ты слишком напоминаешь мне одного зарвавшегося царька — наверное, в тебе еще долго будут проскакивать черты того, тело которого ты заполнил. Может, меня не зря назвали Жестокосердным. Мне наплевать, что ты хочешь мне предложить — а ты же что-то хочешь, иначе не стал бы мучить. Пихнул бы в Тартар — и дело с концом.
А может, ты выдумал плохие пытки. Хитон намок от ихора, располосован невидимым бичом, и осколки ребер колют грудь изнутри, и по коже сперва прошлось пламя, потом ее изглодал насланный тобой холод… Разве это пытки, о великий Эреб? Попроси совета у спорщиц-Мойр. Они тебе расскажут пару слов о вечной жажде. А пока что — лови отблеск улыбки с окровавленных губ.
Эреб хмыкнул. Покивал уважительно — так, сынок, так… Подошел, задумчиво примерился было пяткой к лежащему на полу мечу… Покачал головой.
И тут ударила боль в крыльях. Словно острейшим копьем — в надежнейший, веками не подводивший, надежный щит. Наотмашь.
Танат дернулся в цепях — и крюки рванули крылья сильнее, безжалостнее. Зазвенели, падая на пол, перья.
А потом подвал вдруг ушел, размылся. Наверное, я шагнул, как тогда… когда? — подумалось удивленно. Без крыльев, когда-то… к кому-то…
К ней.
Девичьи пальцы рассеянно перебирают огненные лепестки цветов — «Мне Деметра вырастила, правда, красиво? Вот, понюхай, какой аромат…».