— Придет, — шепчет Гермес и от нетерпения взлетает на пару локтей на своих сандалиях. — Гипнос говорил: непременно придет…
Ну, конечно, придет. От торжества над противниками не отказываются. Противники отказались меряться силой! Запросили переговоров, торговаться полезли! Тут не просто пойдешь — опрометью пролетишь, вон, шаги в коридоре — дробненькие, будто смешочки…
Распахиваются двери. Щурятся глазки — мутные заводи в рыжих ресницах. Полыхают, отражая золото зала, реденькие волосы — как у полинявшего лиса.
Ты явился, наконец, Мом Правдивый Ложью. Выступил на свет перед всеми — после того, как так долго свивал длинную, черную нить, ведущую в Подземный мир. Прошагал по коридорам — не кривляясь, важно и мерно: не кто-нибудь идет — сын будущего Владыки Мира! Только вот уже в тронном зале не утерпел — выдал прежнюю натуру. Подмигнул Аполлону — мол, извини, не вышло. На Ифита бросил взгляд искоса: видались? Нет, с тобой не видались, а с матерью твоей пришлось. С удовольствием перещупал глазами всех остальных в зале, а потом и до Таната добрался — расплылся в паточной улыбке:
— Радуйся, брат! Мало работы сегодня? Или без крыльев не успеваешь? Так я могу, если надо, передать — вдруг да обратно приделаете, у вас же мастера тут…
Молчание в ответ. Гестия касается локтя своего жениха: не нужно, слышишь, не нужно… И Убийца вместо лезвия меча шлет вперед только взгляд — с размаху.
Только что этот взгляд Мому Злонравному! Вон, ухмыляется, рассыпается в извинениях:
— Ах, простите-извините, Владыки, с родственником заболтался — давно не виделись, да и кто знает, когда придется… Хайре, о Великий Зевс! Скажи, величать ли мне тебя Громовержцем? Сестрица Осса-Молва утверждает, что Громовержцем нужно величать другого — того, у кого стрела… Хайре, о Ифит-Кифаред, хайре!
Мом измывается. Ломает гнусную комедию, кажется даже — вынуждает ударить, да что там ударить — в Тартар себя забросить!
Эй, три царя — прежний, нынешний и будущий — не хотите ли посланца оскорбить и потом с его господином побеседовать? А еще лучше — с войсками этого господина?
Не хотим.
— С кем же мне здесь разговаривать, о великие? С кем переговоры вести? Тут… понимаете ли, глаза разбегаются. Может, уж на трон кто-нибудь сядет, чтобы полегче-то было? Или жребий бросите?
— Со мной.
Выскочил все же из роли вечного шута — дернулись губы, ноздри раздулись… Зашмыгали мутно-болотные глазки: как поддеть? Над чем подшутить? Хитон вот небогатый, серый, да и гиматий темный, как на траур, да и венца не видать (вместо венца — седина влезла в волосы, я ее и не просил — а влезла).
— Можешь повыламываться еще, сын Эреба. Найди себе мишени для насмешек. Я подожду.
— Да где нам уж, — зазубоскалил, заюлил льстиво, — где нам уж, маленьким. Ох, не гневайся, Климен Мудрый, Климен Странник. Я только… ходят вот слухи, что тебя свергли, а переговоры с тобой… или ты — не как царь, как глашатай? Тогда, конечно…
А сам — шмыг-шмыг мышами-глазками: не удалось ли рознь посеять? Зевс призадумался, Ифит… а, что Ифит. Морской, наверное, песню новую сочиняет. Только вот у Климена Милосердного физиономия какая-то уж слишком безжалостная, а ухмылка — того хуже.
— Тебе, верно, забыли сказать, что я нынче тоже Владыка. Владыка подземного мира, имеющий на него законное право. Проверим мое право, Мом, сын Эреба?
Ответить Мом Эребид не успел. Безмолвный приказ царя — я хорошо научился приказывать за годы на троне! — острым ударом подсек коленки послу Эреба — и тот с размаху ткнулся носом в пол. Второй приказ придавил спину, прижал, притиснул к полу.
Нерадивого раба — перед царем.
— Может, мне поискать еще доказательств, сын Нюкты? Ты, кажется, любишь забавлять народ — не хочешь ли сплясать? Или предпочтешь извиваться на этих плитах, показывая срам? Мы посмотрим и посмеемся.
В болотной глубине глаз подняла головы, распустила капюшоны многоглавая злоба. Зашипела неистово: «Не прощщщщу, посчитаюссссь» — пока божок отлипал разбитым носом от белых плит пола, пока ихор утирал.
Выплеснуться вовне, отравить воздух злобе мешал страх.
— Ты мастер доказывать… Владыка. Своему брату ты тоже хочешь что-то доказать?
— Не доказать. Предложить, — развел руками, делая шаг вперед и перекидываясь — из Климена Криводушного в Климена Милостивого. — К чему он хочет идти на нас войной? На нашей стороне немало славных бойцов. Потери понесут все. Разве не проще поступить разумно и договориться?