«Это не сработает», — вот, что он шепчет. «Он не покажет себя. Нужно не это. Другое. Нам нужно…»
Чернявая невесело усмехается. Отвечает что-то и уходит в толпу — только кто ж там увидит, куда она идет, кто ж расслышит, что она ответила? Все поглощены зрелищем: пожирают глазами арену.
Там только что сын Зевса сразил своего голубя насмерть — недрогнувшей рукой.
Фыркнул презрительно, пожал плечами, пошел к поклонницам — утешаться. Осталось трое: воин, пастух и разбойник.
Воин вытирает ползущие по носу капли пота — видно, жарковато в шлеме. Разбойник из-под шляпы бросает взгляды — задумал что-то, как бы в спину не ударил! Свинопас-старик оперся на посох, дремлет на солнышке, будто и не волнует вопрос, который острее любой стрелы прошил толпу: кто же?!
Ах да, юнец же еще.
Непонятно как сюда затесался, мечет испуганные взгляды на дядьку: ой, что-то я далеко зашел, ой!
А как, спрашивается, не метать взгляды, если на арене устанавливают двенадцать лабрисс. Втыкают в землю ровно, как по нитке — так, чтобы кольца на рукоятках превратились в один сплошной коридор для стрелы.
Узкий, какими бывают коридоры истины.
Мишень пока не поставили: ищут, затерялась где-то. Народ шепчется: вот ведь невидаль, это ж как нужно стрелять… Царь Минос — и тот себе затылок чешет: видно, останется Состязание без победителя. До чего обидно — ведь на остальных-то Состязаниях победители были. И в Афинах, и в Спарте, и на Лесбосе… песни вот про них есть…
— Не промах… а-а-а-а-а!!!
Трынькнула, оборвалась стрела кифары. Истошно заголосила какая-то поклонница героя — да и сам герой поперхнулся…
По арене стремительно скользило гладкое, черное, массивное тулово. Взявшееся словно из никуда — вынырнувшее из-под земли или сползшее с древнего, разрушенного алтаря храма…
Разбуженная тварь. Голодная.
Скользила — стрелой. Пасть разевала — нет, не пасть — пасти. Три — алые, ядовитые… подземные.
Ответ на вопрос. Не на тот, который на арене. Тот, на который ответила эта, черноволосая, со взглядом-копьем.
На вопрос — «Что нам нужно?»
— Чудовище! — колыхнул толпу взявшийся из ниоткуда крик. — Чудовище!
Закричать — смогли. Убежать — нет. Руки-ноги поотнимались, когда тварь приподнялась и зашипела, огляделась белесыми, немигающими глазками, выбирая, решая тот же вопрос: кто? Ну, кто же?
Кого — первым?
Никого.
Ответ на вопрос свистит в воздухе. Легко, весело, непринужденно. Ответ, почти незаметный смертному глазу — зато очень даже заметный горлу черной твари.
В который втыкается ответ — легкая, оперенная стрела.
Прошедшая самым кратким путем: через двенадцать колец на секирах, случайно оказавшихся у стрелы на дороге.
Замерла толпа. Дыхание — умолкло. Колесница Гелиоса остановила бег в небесах.
В горле черной, бьющейся, издыхающей твари — торчит ответ на вопрос. Торчит — и рождает новый вопрос. Каждой черной каплей, утекающей в песок арены — тот же самый вопрос.
Кто?!
— Кто же? — шепчет Минос, и это повторяют там, в толпе, и настоящие, невидимые судьи повторяют то же самое, единым вдохом и выдохом, и кифаред, и кто-то невидимый, и герой, и сын басилевса — все повторяют одно и то же, глядя на арену…
— Кто?! — бормочет растерянно разбойник, ощупывая лук.
— Кто? — шепчет потрясенно воин, который уже почти наложил стрелу на тетиву.
— Кто?! — кряхтит возмущенно старик-свинопас (совсем ведь стрелять уже изготовился!).
Только юнец ничего не спрашивает. Стоит, держит лук, с которого слетела стрела.
Та, которая ответом трепещет у чудовища в глотке.
Ошеломленно смотрит на лук. Потом на руки. Потом — с вопросом — на стрелу. Опять на лук, на руки…
Потом хочет обернуться к дядьке — спросить: а что теперь? А я правильно? А куда? А кто…
Только вот спрашивать — не у кого.
Дядька, кашляя и держась за спину, уже пробирается подальше со стадиона. Наверное, старику надоели бесконечные вопросы.
Вот и уходит — дергает лопатками, сутулится, пробирается в толпе, только вот-вот — и оглянется с тревогой: видел ли кто? Нет?
Никто, кажется не видел.
Никто не помнит короткого, решающего мгновения: вот, ползет черная тварь, свивает-развивает кольца, пастями, кажется, мир проглотить готова. Вот, с опозданием — с непростительным! — начинают хвататься за луки участники соревнований. Только вот пальцы дрожат, тетива не хочет натягиваться, стрелы норовят из ладоней выскользнуть, упасть на землю — только бы не лететь к алым, жадным пастям.