— Ты вырастешь мудрым, — сказала потом. — Мудрым воином. Только у воинов должно быть оружие. У меня тут есть… вот, смотри.
Вынула то ли из котомки, то ли из-под одежд…
Металл был тусклым, мягко поблескивающим там, где его не успело искусать время. Металл изгибался дугой, два конца которой соединяла остро звучащая тетива.
— Это мне вот сынишки ковали… когда-то, — пояснила, будто извиняясь, Хтония. — Давно уже. Лук хотели… для отца, в подарок. Только он не взял.
Погладила морщинистой рукой искусную ковку. Достала и положила сверху легкую стрелку — из того же металла, только белую, поблескивающую, когда повернешь.
— А это я уже сама выплавила… Сын попросил сделать ему — и я вот, сделала. А ему не понравилось. Давай, мол, что-нибудь другое, чтобы грознее. Страшнее чтобы. Вот тебе будет… чтобы играть. Лук. Стрела. Хорошо? Принимаешь?
Я поднял стрелу — легкая. Рассмотрел лук, попробовал натянуть тетиву — тетива пошла покорно, только вот стрелка легла на неё нехотя будто. Словно на чужое.
Не оружие, конечно, но ничего — если потренироваться, то еще как. А потом можно будет и настоящий выпросить.
— Здорово, — сказал я. — Красивые. Ты не огорчайся, страшнее — не всегда лучше…
Она посмотрела, изломав губы в болезненной улыбке. Кивнула. Сказала:
— Страшнее — не всегда лучше.
Поднялась, свернула котомку, огляделась… я был занят своим первым оружием — легкой, серебристой игрушкой в темных пятнах времени. Баюкал лук, гладил его, придумывал — как от нимф буду прятать, как отчищу от пятен, где раздобуду стрелы…
— Стрелы не нужны, — сказала она, будто услышав меня. — Это орудия нападения. Мести. Убийства. У тебя — стрела. Или лук. Иди, Кронион. Не промахивайся.
Я забормотал какую-то благодарность, весь поглощенный — ковкой, изъеденным металлом, блестящей тетивой… не заметил, как она ушла.
Потом брел, баюкал лук на груди, грел в руках стрелу. Шептал им, что мы ничего — мы не промахнемся. Ух, как не промахнемся.
… промахнулся раз двести, не меньше — по всему.
По стволу корявого дерева.
По лисице, несущей мышь. По широкому листу, свисающему с ветки.
По сороке, заливающейся смехом над незадачливым стрелком.
Даже — по Амалфее, которая шуршала по зарослям неподалеку и насмешливо из зарослей мекала.
Стрелка была слишком легкой, а может, лук — слишком игрушечным. Но стрела улетала в заросли, падала, не долетая до мишени, норовила лягушкой прыгнуть в ручей или застрять между скалами.
Но и это не заглушало восторга — пусть себе сейчас промахиваемся, а вот на тысячный раз наверняка… если еще лук настоящий взять… главное — начать — да!
В очередной раз стрелка коварной змеей усвистела в кусты. Я отложил лук и полез следом — и тогда я услышал крик, второй раз за день. Голос Адрастеи звучал не так, как должен был: «Аид, где тебя носит?!» Отчаянно, задушенно. Так, будто она спасалась.
И во второй раз за день я кинулся вперед, проламываясь сквозь заросли — только теперь на поляне охотилась не коза Амалфея.
Леопард приготовился к прыжку, и повиснуть у него на хвосте я уже не успевал.
Нимфа сжалась, притиснулась к дереву, закрылась руками.
Металл согрел оледеневшую кожу ладони. Древний, теплый, изъеденный временем металл. Искусная ковка.
Я не заметил, что взял с собой новую игрушку. Не заметил, когда пригласил ее в ладонь.
Не заметил, когда во второй руке оказалась легкая, игриво поблескивающая стрелка.
Может, просто схватил то, что под рукой — потому что иного не было.
Заскрипела тетива, лаская пальцы. Прильнула к щеке.
Я целился в леопарда, а смотрел на нимфу — она уже открыла лицо, увидела меня и кричала, чтобы я уходил.
И мгновения падали вокруг нас — и замирали, будто листья, упавшие с дерева.
Потом был короткий звон, ослепительный блеск, хрип — еще короче.
И зверь опрокинулся навзничь, будто его поразили ударом с неба.
Горло его пронзила быстро истаивающая в воздухе молния из белого адамантия.
МОНОДИЯ. МЕТИДА
Сделалась первою Зевса супругой Метида-Премудрость;
Больше всего она знает меж всеми людьми и богами.
Иногда ей снятся дикие сны. Цветные сны. Невозможные.
О юноше, возжелавшем свою наставницу. О том, как она бежит по скалам, раздирает руки о камни, спасается, озираясь через плечо… от него? От судьбы? От… себя?
Сны — о колдовском вареве на желчи подземного чудовища. О кубке, который она подносит Времени.