Потому что, едва не отдав только что тебя своими руками своему сыну — я отберу тебя у него. Но не для себя. Своими же руками я вручу тебя… возлюбленному? Любовнику?
Будущему мужу. Осторожному Аполлону-кифареду.
Потому что ты сказала правду, маленькая Кора: для той, кого любишь, сделаешь все, что угодно.
Особенно если ты Владыка, которому все равно осталось немного.
— Дядя, ты… только не печалься, хорошо? Мало ли это — можно, нельзя… а вдруг у тебя получится. Ты полюбишь и будешь счастлив…
Гера говорила — с маленькой Корой часто сидела сестренка-Гестия… Видно, это и наложило отпечаток: вот она, просительница. Смотрит на ужасного Владыку сочувствующими глазами, наклонилась вперед даже, за руку трогает. Дай волю — сама бы возлюбленную Владыке нашла.
— Кто знает, дочь сестры.
Вспомнил наконец о своем драном величии, кое-как набросил на себя, вернул вид доброго, заботящегося дядюшки.
— Теперь вижу, что ты пришла ко мне не по пустякам. И за твою отвагу я не могу не вознаградить тебя. Иди. Успокой своего возлюбленного, скажи: свадьбе с Аресом не бывать. Я сделаю так, чтобы ты стала женой того, кого любишь.
Задохнулась, просияла благодарностью, всплеснула руками, казалось: на шею сейчас кинется. Потом запунцовела, только в улыбке расплылась.
Не кинулась на шею. Это хорошо. Вряд ли я смог бы ее отпустить из объятий.
— Однако это решение может вызвать недовольство многих. Ты и он — дети Зевса, только он может распоряжаться вашей судьбой, и если он прогневается… будьте готовы к тому, что ему придется тебя похищать. К изгнанию. К скитаниям на конце света. Я сделаю, что могу, но я не всесилен.
Не всесилен… и недолговечен. Вовремя я все же отправил Геру к этому ее кудрявому кифареду (тьфу ты, развелось кифаредов-любовничков!). Поспорить можно — Арес не спустит мне расторжения этой помолвки (да еще ради кого — ради Аполлона!).
И значит — меня свергнет сын, и Мусагету и Коре придется бежать от гнева нового Владыки Олимпа.
Нужно будет попросить Афину и Гестию — пусть присмотрят…
Кора, впрочем, улыбается спокойно. Не потому, что беспечна — потому что готова на всё. Совсем на всё. Изгнание, разлука с матерью, гнев отца? Ну, и ладно. Придется ютиться не на Олимпе, не на Элевсине — в доме на краю света? Ну, там еще Прометей где-то шатается. Не будет нимф и цветов? Ей споёт любимый, а сад она разведет сама.
Вот уж о ком бы Чернокрылый не сказал — «Бездарно дерешься». Такое сердце воина еще поискать нужно.
— Теперь иди, племянница. Иначе отец и мать начнут тебя искать, а ты…
— А… — заикнулась, глядя на меня смущенно. Потеребила плащ, размышляя — скинуть или нет?
Настроилась, наверное. Может, даже представляла в страхе — как это. Быть в объятиях у Повелителя Неба. Или слишком уж привыкла к милым повадкам Зевса — а братик бы такого случая точно не упустил.
Или, может, уже привыкла к мысли, что ничего в этом мире просто так не дается. Ананка не любит разбрасываться подарками. Она любит — меняться.
Получил что-то — отдай взамен.
— Я не возьму того, что причитается другому, Кора. Хочешь — выдумай другой дар. Спой песню. Или вырасти цветок. Или…
Не успел договорить — потому что она подалась вперед и коснулась моих губ.
Легко, будто летний ветерок, которым не можешь надышаться. Который пытаешься удержать, сковать и оставить рядом с собой, за которым тянешься губами, продлевая прикосновение.
Я целовал ее миг. Два. Три.
Потом подался назад, сполна получив свою плату — три мгновения, которые стоили всего моего царствования.
Кора трогала губы, глядя на меня испуганно. Будто прикоснулась к пламени, обожглась, ненароком выжгла из памяти что-то нужное. А теперь еще вот смотрит не на то. Был Владыка — помятый, но хоть какой-то — стал пастушок с Крита, черноволосый и черноглазый.
Совсем молодой еще — по божественным меркам.
Покачала головой, прогоняя наваждение. Шепнула:
— Я представляла тебя другим, Владыка… потому боялась. Теперь не боюсь. Не боюсь ничего. Будь счастлив, дядя.
И шагнула вон из пещеры, оставляя цветочный запах своих волос. Только перед выходом задержалась. Посмотрела опять — взглядом Гестии. Прошептала:
— Дядя, когда ты говорил, что Владыки не любят… вы не должны? Или не можете?!
Не дождалась ответа и окунулась в ночь. Унося с собой последнюю надежду — что это все же был сон.
— Я ведь предупреждала тебя, маленький Кронид, — вздохнул за плечами знакомый голос.