Никаких усреднений — всё на контрасте, гротеске, противостояние.
Цель — выделить квинтэссенцию случившегося — беды, борьбы, последствий.
Попробуйте "вслушаться" — то ударные, с их четким, отдельным звучанием. То протяжный саксофон, песнь души (ностальгия по ушедшему, потерянному), то просто звенящая струна, то разлив пиано (у меня — куст жасмина, осыпавшегося под дождём), то тягучею скрипку, то напряженные щелчки и множественный отголосок с вибрацией электронного синтезатора. Он прежде всего порождает рефлексию.
Основные мелодии — Женя, мальчишка с его мечтами «вылететь из родительского гнезда», закончить учёбу, стать свободным, как птица, встретить свою любовь. Его ждут свершения, он не привязан ни к чему — ни к месту, ни к конкретным мечтам.
Это собирательный образ паренька— он явно один из нас. Беззаботность и радость, то его руки на шее отца, вот поцелуй маме в щёку. Стиль жизни, необходимая серьёзность, легкая грусть, что-то приходит — что-то уходит.
И вот она — первая любовь. Особенно, ярко и незабываемо — ступор и "реакция" на пляже — встреча с девушкой своей мечты. Запоминающееся описание её красоты по изяществу форм и движения. Как ритмы совершенства, мелодии ликования и обещания приключений.
Всё это вызывает не только улыбку — но и просто восторг — всплеск жизни - в её самых неожиданных проявлениях.
Какого звука любовь? Шум дождя и ветра, красный зонт и вкус поцелуя под ним — явно пронзительно судорожного и нежного звучания. Босиком по лужам ей навстречу, забрать её у порыва ветра. Красное на сером не спутаешь ни с чем — глаз видит только яркое пятно, которое перекрыло весь мир.
Семнадцать — хочется бежать, орать, взобраться на Эверест и спустится в Марианскую впадину. Важна только любовь. Лишь Она. Без неё теряется вкус и цвет.
Но есть бездна, которую и вообразить невозможно — бездонность темноты и страха – похищение сексуального маньяка. Мразь, не Зло, а именно мразь, складывается из нескольких компонентов — это перекошённая улыбка психа, тонкие, сухие губы сластолюбца, готового на всё ради удовлетворения своей похоти. Его извращенные теории.
"Музыкальные руки", как мерзость от воспоминаний «профессиональных» прикосновений. Как напоминание о том, что соприкосновение с прекрасным, с искусством ещё не даёт гарантии порядочности личности. Как и то, что причастность к власти не исключает грязи душевной, которую пытаются выдать за «совершенный эталон», и уверенная сила от безнаказанности — всё сходит с рук.
И Ложь, бесконечная ложь по жизни — себе, семье, людям, соседям, народу.
Политика зомбирования и подчинения, как следствие и привычка, зависает и над Женей.
Все эти темы уже проходили красной нитью в романах и сказках автора, но именно здесь и сейчас выкристаллизовались и приняли законченную форму.
Можно только сотрясаться от омерзения — как Андрею удалось всё собрать в одной "двуногой" твари (человеком как-то не могу и назвать).
На уровне интуиции у Жени к соседу сразу возникает чувство неприятия. Тревожное, неопределённое звучание. Позже — в плену страха — ощущение своего рабства, полной зависимости во всём, безысходности. Сцены « общения» в подвале, плен — пронизывают до боли — голый реализм физического «торжества» гнили, с блестящей "внешней" оболочкой респектабельности, деловых достоинств, показной порядочности, даром убеждения — и спрятанной под ними изощрённой жестокости, садизма.