А девушка с широко раскрытыми глазами вдруг икнула и разом брякнулась в обморок.
Глава 16
Долгая дорога
Около ста верст от Пскова
Какой уже час за заиндевевшим окошком тянулась одна и та же уже порядком опостылевшая картина. Пушкин клевал носом, скользя взглядом по бесконечным заснеженным полям. Изредка серо-голубая хмарь прерывалась видом небольшой рощи или леса. Через какое-то время все вновь скрывалось в снежной пелене поднявшейся метели.
— Архипка, скоро уже⁈ — устав от монотонного пути, Александр с силой стукнул кулаком в стенку возка. Слуга сидел наверху рядом с кучером и следил за дорогой. — Архипка, заснули там что ли⁈ Заблудились, поди⁈
Про «заблудились» сказал не для красного словца. Здесь такие просторы на сотни и сотни верст во все стороны тянутся, в метель с легкостью потеряешься. На почтовой станции рассказали, что только на прошлой неделе тут целый обоз в сильную метель пропал. Вчера нашли, а там уже кто замерз, кого волки обглодали.
— Архипка⁈
Словно в ответ на окрик, возок начал притормаживать, пока, и вовсе, не остановился.
— Дошло, наконец, — пробурчал Пушкин, запахивая медвежью шкуру. К вечеру стало ощутимо холодать. — Не дай Бог, заблудились. Окочуримся ведь…
Наружи тем временем что-то явно происходило. Хрустел снег под ногами. Слышались приглушенные голоса и… кажется, удары.
— Архип?
Нахмурившись, Александр привстал с места, потянулся к двери. На улице, похоже, что-то происходило.
— А ну, назад! — вместе с хриплым голосом из-за двери показался сначала здоровенный ствол древнего мушкетона, а затем бородатая харя.
Незнакомец в своих обносках — рваной солдатской шинели, женском пуховом платке на плечах, латанных-перелатанных портах — напоминал одного из солдат Наполеона, бегущего из сожженной Москвы. Правда, рожа все же выдавала в нем своего, русского, из Рязанской или Тверской губернии.
По-хозяйски расположился внутри. Свой самопал, в ствол которого с легкостью влезали два, а то и три пальца, не выпускал из рук.
— Пожрать есть че? — пробурчал и тут же принялся шарить вокруг руками. Медвежья шкура полетела под ноги, туда же отправились подушки, на которых сидели.- Пожрать, грю, где? А, вот…
Добравшись до дорожного короба под сиденьем, жадно рыкнул. Крышку короба в момент смял, отбрасывая в сторону. Мушкетом, внушительный короткоствол для стрельбы картечью, вмиг был забыт, брошенный к стенке.
— Господи, мяско! Хлеб!
Обмороженными пальцами с шелушащейся багровой кожей он разорвал вареную курицу и с жадностью вцепился в нее зубами. Похоже, два — три дня толком ничего не ел.
Умирающего от голода, ведь, сразу видно. Выдает и блеск в глазах, и ненасытность, и спешка. Незнакомец именно так себя и вел. Чавканье, хруст разгрызаемых костей заполнили весь возок. В стороны летели жир, слюни. Пока вгрызался в куриную ножку, рукой уже рвал крылышко. Хватался за ковригу хлеба, кусал ее, бросал и тянулся за кулебякой.
Насыщаясь, начал рыгать. То и дело закатывал глаза от наслаждения сытостью. В рот не закидывал все подряд, а выбирал лакомые куски. Верный признак, что уже через силу ест.
— Что глядишь, как на вошь? — осоловело икнув, грабитель, наконец, оторвался от еды и поднял глаза на Пушкина. — Клянешь, адских мук желаешь?
Александр, покачал головой, продолжая смотреть на него с нескрываемым интересом. Честно говоря, поэт давно уже мог бы выхватить из угла мушкетон и выстрелить в него. Грабитель, занятый едой, ничего бы и сделать не успел. Вопрос был лишь одном — зачем? Этот оборванец совсем не был похож на жестокого грабителя-убийцу, а, значит, ничем и не угрожал.
— Любезный, может вина? — Пушкин вытащил с встроенной нищи небольшой кувшин с запечатанной крышкой. — После такого перекуса, наверное, мучает жажда. Здесь же очень неплохое рейнское из Франции. В меру сладкое, духовитое.
Пушкину было неимоверно скучно. Те, кто много проводит в дороге, прекрасно поймут его состояние. Ум поэма, привыкший к напряженной деятельности, просто изнывал и требовал занятия — размышлений, разгадки какой-нибудь загадки. А что может быть лучше, чем беседа с незнакомым попутчиком, встреча с которым произошла вдобавок таким странным способом⁈ По этой причине Александр решил ничего особо не предпринимать, а просто подождать. Сытная пища и хорошее вино должны были разговорить преступника.
Собственно, так и случилось…
— Думаешь, я родился таким? Грабителем, разбойником? — после нескольких хороших глотков оборванца ожидаемо потянуло к откровенности. Он по-хозяйски откинулся на спинку сидения, чуть приобнял кувшин. — Не-ет, господин хороший. Если хочешь знать, то разговариваешь сейчас с поручиком Дороховым Михаилом Викторовичем, награжденного за отчаянную храбрость золотым оружием.