— Значит, он начал писать продолжение. Точно, это продолжение, — осторожно разглаживал пальцами листок, боясь лишний раз его коснуться. — А вдруг уже все написано?
На него нахлынула уже не волна, а самое настоящее цунами восторга. Захлестнуло его с пальцев ног и до самой макушки головы.
— Ведь, мог успеть. Вполне мог… Значит, нужно искать.
Иван оглядел сначала письменный стол, заваленный листами, потом перевел взгляд на секретер. Наконец, еще оставались высокие книжные полки, на которых стояли сотни книг: от карманных сборников стихов и до громадных фолиантов об истории Троянских войн. Драгоценная рукопись, должная взорвать литературный мир страны, могла быть в любом из этих мест.
— Это же, как найти второй том Мертвых душ… Как отыскать потерянные пьесы Шекспира… — жадно разглядывая стол, он повторял названия книг, рукописей, произведений, которые были утрачены, и в истории мировой литературы считались подобны затерянному ковчегу завета. — Как разыскать украденный багаж Хемингуэя с его ранними рукописями… Господи, я верну миру такое сокровище…
Если бы в этот самый момент в кабинет заглянул кто-то из слуг, или не дай Бог, супруга Наталья, то они окончательно бы уверились в его безумии. А как иначе⁈ Иван сейчас выглядел самым настоящим сумасшедшим, одержимым какой-то дикой идеей. Широко раскрытые глаза блестели, зрачки бегали. В непрестанном движении находились руки.
— Сначала стол, — прошептал он, облизывая пересохшие губы и медленно подбираясь к столу. При этом смотрел на него так, словно перед ним была жертва, которая была в любой момент рвануть с места. — Это самое верное место для рукописи. Александр Сергеевич писал здесь, а значит, и готовые листы с текстом скорее всего хранил тоже здесь. Ведь, так удобнее всего…
И следующие полчаса Иван методично осматривал бумаги на столе и его двух ящиках. Ничего не пропуская, изучал каждый лист, каждый клочок бумаги. Внимательно вчитывался в написанное, стараясь найти следы драгоценной рукописи. Что казалось интересным, сразу же помечал в небольшом блокнотике.
— … Так… какой-то список… имена, фамилии, в сторону пока, — попадалось много совершенно непонятных документов, или их обрывков, в которых он ничего толком не понимал. Такие бумаги складывал отдельно, надеясь разобраться в них со временем. — Это еще что за квитки? Векселя, похоже… Тоже в сторону. Потом поглядим.
Когда закончил со столом и перешел к поискам в секретере, то стопка непонятных документов уже превратилась в папку весьма внушительной толщины.
— Где же ты, моя прелесть? — в ящичках было все что угодно, но только не рукопись. Попадались, разные записки, много писем, какие-то бухгалтерские записи, и много всякого другого. — Неужели, и здесь ничего нет? Что же ты, старина Сергеич, так ленился? Где же она?
В конце концов, Иван выдохся. Разбор всех этих бумаг, которых у Пушкина оказалось просто неимоверное количество, его окончательно вымотал.
— В книгах, может спрятал?
Опустился прямо на пол, со вздохом уставившись на внушительные книжные стеллажи. Если их перебирать, то о сне этой ночью можно было забыть. Дел здесь как раз часов на восемь — девять, то есть до утра.
— Не-ет, хватит. Что я, в самом деле, как какой-то юнец? Ясно же, что нет ни какой рукописи. Если Пушкин и собирался писать продолжение Евгения Онегина, то скорее всего просто не успел. Не успел…
Тяжело вздохнул, и с пола перебрался на диван, на котором с облегчением и растянулся. Эти поиски рукописи, превратившиеся в полноценный обыск рабочего кабинета, сильно его утомили.
— Хвати дурить, Ваня, — бормотал он, смотря в зеркало. Человек в отражении выглядел не очень хорошо: осунувшееся лицо, обострились скулы, мешки под глазами. — Соберись, наконец. Возьми себя в руки. Теперь все изменилось. Твое прошлое, это их будущее. Вот так-то…
Замолчал, пытаясь переварить эту мысль. Правда, получалось не очень хорошо. Мысли в голове метались из стороны в сторону, звон стоял такой, словно звонарь от души в колокол бил.
— Теперь ты Пушкин, и тебе здесь жить. Понял?
Кивнул, и отражение в зеркале ответило тем же.
— Ну, а раз так, то придется немного поработать…
Вместо поисков мифической рукописи, нужно было разобраться в бумагах поэта. Ведь, пока он, вообще, ничего не знает о частной жизни Пушкина. И сейчас вопросов у него было больше чем ответов.
— Поглядим, чем вы дышите, господин Пушкин.
Раскрыл папку и взял лежавший сверху большой желтоватый лист с какими-то расчетами. Начал, разбираясь в почерке, внимательно изучать строчку за строчкой.