— Вот и моя кровиночка едет, — с облегчением выдохнул приказчик, завидев на пригорке всадника на знакомом вороном жеребце. Такой на все окрестные сёла только один был, да и то у его дочки. — Таперича пойдет дело. Хоть выдохну немного.
Кряхтя, спустился с крыльца, и пошел к ней на встречу. Хоть и дочка родная, а теперь стала птицей совсем другого полёта. Ведь, Ляксандр Сяргеич, как прошлый раз миловался с ней, так Олечке вольную выправил и замуж за цельного дворянина выдал. Теперь она дворянка, замужняя женщина с настоящим домом в городе. Словом, поговорить с ней с особой вежливостью нужно, в ножки хорошенько покланяться.
— Олечка, солнышко, приехала! Светло сразу стало, ясно, — несколько раз поклон ответил. Знал, что дочке нравится такое обхождение. — Ты уж, кровиночка, папке родному подмоги, поспособствуй в его беде. Займи Ляксандра Сяргеича, как ты можешь, по-бабьи…
Та бросила на него внимательный взгляд, прищурилась, словно прицеливалась, и следом расхохоталась.
— Опять воровать вздумал, старый черт! Когда-нибудь тебя точно прищучат, закроят в холодную, и сгниешь там. Ха-ха-ха.
— Хи-хи-хи, — угодливо подхихикивал мужичок, заглядывая дочке в глаза. — Чай, поможешь папке, не бросишь одного. Помоги, доча. Христа ради, помоги.
Ольга снисходительно фыркнула. Бросила ему поводья, и легко спрыгнула на землю. Гибкая, фигуристая, кожа чистая, белая, притопнула сапожком, с довольной улыбкой оглядела себя. Хороша чертовка, как была спелой ягодкой, так и осталась.
— Веди, а то я поиздержалась немного. Вот пусть Ляксандра Сяргеич и потрясет мощной ради своей девочки.
Михайла быстро-быстро закивал головой. То и дело кланяясь, шел рядом. Рукой показывал на дверь. Мол, милости просим.
— Ну и славотя господи, — перекрестился Михайла Калашников, когда дочь скрылась за дверью. — Таперича и чарочку принять можно. У Олечки-то хватка ого-го. Коли вцепится, никогда и ни за что не отпустит.
Чуть выждав для верности, он юркнул в людскую избу — длинное одноэтажное строение, где проживали дворовые люди. Там у него всегда хранился запас сладкой наливки, которую еще для старого барина делали.
— Так-то лучше, — опрокинув несколько рюмочек, приказчик заметно повеселел. — Уж Олечка-то подмогнет… Так подмогнет, что Ляксандра Сяргеич точно про все забудет. Как говориться, по-своему, по-бабьи все сладится…
Потянулся за третьей рюмкой, но так и застыл с ней в руках. На его глазах с силой хлопнула дверь барского дома и с крыльца пулей вылетела его ненаглядная дочка, «секретное» оружие для барина. Следом на крыльце появился и сам барин с красными лицом, выражение которого явно ничего хорошего не предвещало.
— Ой, — у которого Калашникова все внутри упало от нехорошего предчувствия. — Не сладилось, видать… Спаси и сохрани…
с. Михайловское, Псковская губерния
Выскочив из дома на крыльцо в одном халате, Александр, и правда, выглядел не очень. Не очень добрым, точнее злющим, как сто чертей! Лицо кривилось, заставляя двигаться бакенбарды, словно живые. В глазах плескалась злость. В правой руке дергался ремень, будто бы в нетерпении.
— Вы, что совсем меня за дурака держите⁈ — от его крика с недовольным карканьем сорвалась с деревьев стая ворон. — Отец тут в конец проворовался, а его дочка решила одним местом подзаработать. Совсем ошалели⁈ Семейка, черт вас дери…
Да все он про местного приказчика понял еще в день приезда. Достаточно было одного взгляда на деревню — на едва теплящиеся хозяйства, на исхудавших, черных от недоедания крестьян, на заброшенный барский дом, в конце концом, чтобы сложилась вполне понятная и однозначная картинка — воруют!
Окончательно уверился в этом Пушкин уже при встрече с приказчиком — Михайлой Калашниковым. Этот пухлый, розовощекий колобок, с пузиком, с бегающими из стороны в сторону глазками, стоя перед ним, так нещадно потел, что не было просто никакой возможности не заметить этого. Логическая цепочка сразу же выстроилась: потеет — волнуется, переживает — боится — ворует.
Не в пользу Калашникова был и его внешний вид по сравнению с остальной дворней, одетой чуть ли не в рубище. На нем же прекрасно сидел серый костюмчик из теплой дорогой материи, не перешитый из чужого платья, не перелицованный, не штопанный, а явно пошитый на заказ у хорошего портного. Такой гардероб даже для дворянина обходился в большую копеечку, а что тут говорить про приказчика из крепостных людей. Не прибавила доверия к мужичку и торчащая из нагрудного кармашка серебряная цепочка от часов, которые ему должны были быть и по карману, и по статусу не положены.