При этом анкету соискателя с номером телефона, по которому обещали позвонить, ему зачастую возвращали.
Тоска, вот куда все глубже погружался Ян. Каждый раз он заходил в тупик, словно блуждал по темному лабиринту. Двигаться в нем становилось все сложнее от того, что раз за разом Ян выбирал не тот путь. Ситуация усугублялась тем, что его неудачи с поисками работы имели еще и чисто финансовый аспект. Отец становился все молчаливее и все больше и злее сопел, глядя на Яна. Мать совсем издергалась, пыталась как могла помочь сыну, убеждала сходить на биржу труда, звонила каким-то знакомым, старалась «похлопотать». Но что она могла?
И вот спустя полтора месяца неудачных поисков в комнату к Яну вошел отец.
– Значит, так, – начал он. – У нас на заводе место появилось. В отделе снабжения. Не хочешь как мужик работать, так хоть бумажки перебирай. Я уже договорился, завтра вместе в отдел кадров пойдем.
Ян хотел возразить, но увидел в коридоре, за спиной отца, маму, напряженно следившую за их разговором и теребившую полы халата. Посмотрев на нее, Ян согласился.
Новый рабочий кабинет представлял из себя обыкновенную «совковую» комнатенку – крашеные стены, два дряхлых стола и несгораемый шкаф, набитый картонными папками с документами. В свой первый рабочий день Ян сортировал накладные, прикладывая их к копиям уставных документов фирм и предприятий, имевших дела с их заводом. Работа была несложная, но изнуряющее скучная. Ян с нетерпением ждал, когда же наступит обеденный перерыв. С другой стороны, именно от этой мысли делалось жутко. Он превращался в то, чем меньше всего хотел стать. Сидеть в затхлом кабинете и жить от начала рабочего дня до обеда и с обеда до конца рабочего дня, на автомате выполняя простые задачи. Этот автоматизм скоро должен был выработаться, в этом Ян не сомневался. Словно вспышка, в сознании мелькала мысль, что именно так и живет подавляющее число людей. От этой мысли становилось не по себе, главным образом потому, что она зарождала сомнения: может отец во всем прав? Может, действительно, пора перестать играть в детство? А «быть мужиком» и означает забить на свои интересы, мечты и стремления и вкалывать с девяти до шести, чтобы потом с такими же мужиками выпить крепленого пива, лечь спать, а утром начать сначала? Но что, в таком случае, дает право назвать эту жизнь прекрасной и интересной, если вот так, с девяти до шести?..
Наконец, начался обеденный перерыв и Ян поплелся в заводскую столовую. Он без энтузиазма двигал пластиковый поднос по никелированным полозьям мимо корыт с пюре, вареной рыбой, квашеной капустой и стаканов компота из сухофруктов. В конце раздачи сидела кассирша, а над ее головой, на кронштейне, привинченном к стене, висел телевизор. Вдруг нечто на экране зацепило внимание Яна. Передавали выпуск новостей, звук был выключен, в кадре бесшумно шевелила губами строгая дикторша, слева от нее на экран вывели четыре фотографии – укрупненные портреты, один из которых показался Яну знакомым. Дикторша пропала, а фотографии показали во весь экран. На одной из них был Вадик – бывший однокурсник Яна. Субтитры под фотографиями гласили – «Обнародованы новые данные о жертвах российской стороны во время грузино-осетинского конфликта». Ян замер. Кто-то слегка подтолкнул его в спину.
– Проходишь? – спросил серый мужичок в заношенной спецовке.
Оставив поднос на полозьях, Ян вышел из столовой. Он пошел прямиком в отдел кадров и написал заявление об уходе.
Что ему скажет на это отец и даже насколько сильно расстроится мама, стало неважно. В лице Вадика он увидел, как складывается судьба человека, слепо следующего чужой воле. Бедняга, не питавший никакого интереса к службе в армии, очевидно, не сумел дотянуть до осени, а упертый папаша, небось, еще и помог сыну устроиться в какой-то элитный род войск, которых первыми кидают в горячие точки. Конечно, Ян понимал, что с ним такого не случится, его не убьет шальная пуля, не взорвут террористы, не возьмут в плен сепаратисты и т.д. Он будет медленно загибаться в тухлой конторке, если, как Вадик, сейчас побоится ослушаться родителей.
Домой идти было немыслимо, с другой стороны, податься было особенно некуда, не к Гарику же, в самом деле! И Ян решил зайти в кафе «Пале», стоявшее прямо во дворе его дома, в двухэтажном здании – бывшей районной овощебазе. Интерьер заведения отдавал грубоватым шиком, соответствующим представлениям владельцев о том, как должно выглядеть приличное место. Единственная колонна в центре зала была облицована фальшивым кирпичом, на подоконниках и узких деревянных полках на стене справа от входа стояли букеты искусственных цветов, столики укрывали грязноватые бордовые скатерти, вплотную к столам были придвинуты стулья из разных гарнитуров, барную стойку закрывала панель, имитирующая бревенчатую стенку, прямо напротив бара стоял бильярдный стол. В кафе было пусто. Ян не знал, куда ему присесть. Несмотря на близость к дому, он был в этом месте впервые. «Пале» считалось заведением, где местная гопота могла дать душе развернуться.