Обвожу взглядом студию. Все молчат и смотрят на меня во все глаза. Одна женщина даже рот приоткрыла. Интересно, это вырежут? Наверняка, да. Только странно, что ведущий не кричит – «стоп, сьёмка!». Ладно, почти всё сказал, нужно подытожить.
– В подростковых самоубийствах, в первую очередь, виноваты родители, – уверенно говорю я, – вторая вина – у школы!
– Я всё сказала, – говорю я после паузы, видя, что гости молчат и вроде, как бы ожидают продолжения.
– Возмутительно! – в полной тишине произносит ДжаОк, – Обвинять родителей, потерявших своих детей! Это – бесчеловечно!
Студия, невнятным, но судя по интонации, одобрительным гулом поддерживает её слова.
– Госпож ДжаОк, – спокойно отвечаю я, – если у человека плохо со здоровьем, то он идёт к врачу. Врач делает анализы и ставит диагноз. И если у человека всё очень плохо, то врач не скрывает от него правды. Он не говорит ему – «это у вас не рак, а просто насморк. Идите, продолжайте веселиться!». Врач не врёт, потому, что знает, что болезнь – нужно лечить. Если лечить даже самое безнадёжное, появляется, пусть мизерный, но шанс на жизнь. Если не лечить и бегать от реальности – шансов нет никаких. В нашем обществе есть болезнь, требующая незамедлительного лечения. А мы тут, с вами, на глазах всей нации – выступаем врачами. Поэтому, не нужно двусмысленности и стыдливого умалчивания. Мы, как врачи, должны сказать – вот проблема, а вот оно, лечение. Пусть оно неприятное и от него у вас вылезут все волосы и будет рвать по пять раз на день, но с ним у нас есть шанс, соотечественники! А если мы не будем лечиться, тогда доставайте ручки, бумагу и пишите завещания!
– Оооо–ОО! – восклицает ДжаОк, расширив глаза, и откидываюсь назад, – Оооо!
– ЮнМи, – обращается ко мне до этого долго молчавший ведущий, – ты не преувеличиваешь проблему, говоря о жизни и смерти? Мне кажется, ты видишь ситуацию в излишне тёмных тонах.
– Господин ведущий, – отвечаю я ему, – а вы знаете, что в Корее, показатель рождаемости составляет 1,2 ребёнка на одну женщину? А для поддержания численности населения хотя бы на одном уровне, нужно иметь этот показатель хотя бы в 2,1?
– О боже, – отвечает ведущий, уходя от ответа, – откуда у тебя всё это в голове?
– Я рассматривала различные варианты, чем я буду заниматься через двадцать лет, – пожав плечом отвечаю я, – для этого я собирала информацию, чтобы на основании неё строить прогноз. И узнала, что Корея – вымирает. У нас нет ни одного лишнего ребёнка! А мы их, каждый год, пачками, скармливаем суныну и благодушествуем, ничего не делая.
После моих слов в студии устанавливается почти абсолютная тишина. Слышно, как наверху, чуть слышно гудит лампа в каком-то из осветителей. Все смотрят на ведущего, ожидая сигнала к остановке сьёмки шоу. СынГи же, наклонив вперёд голову, смотрит в пол и о чём-то думает.
– Ты - айдол? – поднимает он голову, обращаясь ко мне с вопросом.
– Авансом, считаюсь, да, – кивнув, отвечаю я.
– Ты знаешь, что после того, как это шоу покажут по телевизору, у тебя будет много проблем?
– Подозреваю, СынГи-сии, – киваю в ответ я.
– Но, всё равно, ты говоришь то, что не принято говорить. Почему? Ты глупая? Или? Или, что?
– Я собираюсь жить в этой стране, – снова удивлённо пожимаю я в ответ плечами, – хочу, чтобы здесь жилось хорошо не только мне. Это ведь нормально, обсуждать проблемы с теми, кто хочет того же?
– То есть, хочешь сказать, что ты – патриотка?
– Не знаю, – говорю я, – наверное.
– Но, разве тебя не беспокоят возможные потери в популярности? Ведь поклонники могут решить, что ты ведёшь себя неподобающим образом и уйти от тебя со своими деньгами. Тебя это не пугает?
– Видите ли, СынГи–сии, – отвечаю ему я, обдумав перед этим ответ, – дело в том, что армии фанатов у меня нет. И, уходить, поэтому, собственно, некому. А деньги я собираюсь зарабатывать не здесь. Корея – небольшая, по мировым меркам, страна, с населением где-то в сорок миллионов человек. Из них, по моим оценкам, только около тринадцати миллионов готовы платить за музыку. При существующем количестве к-поп групп, претендующих на этот, достаточно скромный финансовый пирог, заработать какие-то приличные деньги выглядит вопросом достаточно проблематичным. Я считаю, что для меня целесообразнее ориентироваться на зарубежный рынок. При том же вложении сил и средств, отдача ожидается гораздо существеннее.
Гости, похоже, удивлённые моей наглостью, недоумённо переглядываются, и становится слышен недовольный гул их голосов, обсуждающих меня.
– Чтобы это стало реальностью, для этого нужно сначала кем-то стать, достичь каких-то результатов в этой стране, а потом уже мечтать о мировых турне!
С удивлением смотрю на возмущённо вопящего Dragonа, вскочившего со своего кресла. Интересно, он каким местом слушал, когда ведущий перечислял мои заслуги?
– У меня уже два произведения, попавшие в «Hot100 Billboard», – напоминаю ему я, – и меня, по правилам Американской академии звукозаписи, автоматически номинируют на премию «Грэмми», как композитора, когда наступит время номинации.
Dragon замирает с открытым ртом, похоже, вспомнив начало передачи. Сзади него раздаются смешки.
– А, ну тогда, ладно, – говорит он, взмахнув рукой и возвращается на своё место под ухмылки соседей.
– А как же твоя группа? – спрашивает меня ведущий, – Ты ведь теперь участница «Короны»? Твои слова не отразятся на её популярности?
– Не думаю, что я наговорила что-то такое, что может нанести вред группе, – говорю я, – это мои слова и моё личное мнение, высказанное в частном порядке. Я не говорю от имени группы.
– Угу, – многозначительно угукает ведущий в свой микрофон и задаёт следующий вопрос, – а ты собираешься зарабатывать соло, или, вместе с группой?
– Пока я в группе, я буду зарабатывать вместе с группой, – отвечаю я и делаю небольшую саморекламу, – у меня в голове крутятся несколько идей относительно нового репертуара. Если президент агентства одобрит, попробую на прочность «Billboard» ещё раз.
Жизнерадостно улыбаясь, отмечаю, что смотрят на меня все как–то… угрюмовато…
– То есть, уточняет ведущий, – ты рассчитываешь написать ещё один хит, который попадёт в «Billboard», но, только уже для «Короны»?
– Рассчитываю, – киваю я.
Ведущий, качает головой из стороны в сторону. Похоже, осуждающе. Со стороны гостей, но неодобрительное корейское – аджжжж….!
– Ну, что же, – говорит ведущий, – мы выяснили, что ты – патриотка и намереваешься прославить Корею на международной музыкальной арене. С этим мы разобрались, теперь, давай, вместе с гостями в студии обсудим всё, что ты наговорила про образование. Думаю, у них к тебе будет много вопросов. Кстати, сразу первый вопрос от меня. Какие предметы школьной программы ты считаешь лишними?
– Литературу можно выкидывать всю и сразу, без всякого сожаления, – мгновенно отвечаю я.
– Ааа–ааа! – возвопляет со своего места ДжаОк и трясёт над своей головой поднятыми руками, – Кощунство! Как можно считать себя патриотом и при этом, отказываться от литературы, которую веками, поколениями, создавали твои предки?
– Госпожа, – отвечаю я, – литература никуда не денется от того, что её не станут принудительно учить в школе. Книги написаны, а, как известно – «рукописи не горят». Всё лежит в сети, откуда в любой момент можно взять и прочитать, всё, что тебе хочется.
– Что значит твоё – «рукописи не горят»? – удивлённо спрашивает меня ДжаОк.
Чёрт! Тут же Булгакова не было! Прокол… Задумчиво смотрю на недоумевающую аджуму.
– Это значит, госпожа, – выдержав паузу, отвечаю я, – что гениальные произведения невозможно уничтожить материально. Шедевры всегда оставляют след в душах людей, поэтому, они – бессмертны.