Дан закашлялся, это вернуло Айен в реальность.
Амелису, как оказалось, разбили лёд только в местах ран, чтобы обработать и начать лечение. В остальных местах лёд таял медленно.
— Креоника! — восхищённо бормотал дед, — Давно такого не видел. Ну ты даёшь, Госпожа. Суеты-то навела сколько! Гляди, как лёд твой крепко держится.
— Как его убрать?
— Рукой коснись.
Айен дотронулась до заледенелых волос Амелиса, и они стали мягчеть. На пол потекла вода. Парень ещё никогда не был в таком плачевном состоянии, жалость затопила сердце девушки, но плакать ей всё равно бы не дали.
— А теперь бери другой таз, сухие тряпки и трогай этих мужиков где хошь! — довольно улыбаясь, дед перекочевал к Дану с иглой в руке, — Где твои крылья, которые нравились мне? Пришьём назад? Или пониже, будешь поп с крыльями.
Айен покраснела бы, если бы не ситуация. А так, выходит, чего стыдиться, всего лишь расколдовывает своё же. Можно даже поплакать с досады, а что, прекрасный лёд получился!
Она трогала Амелиса в местах обледенения и холод развеивался. В конце концов, на пол упал меч из его руки.
Дед оторвался от зашивания ран на спине Дана и прильнул ухом к груди Амелиса.
— Гляди-ка, дышит. Огонь — парень. Кладёте вы его, значит, в сани, а они ему — как раз! Госпожа, ну-ка, подержи вот тут.
Дед передал рукам Айен полотенца, которые прижимал к груди Дана, и вышел за дверь.
Девушка подняла глаза на раненого и встретилась с горящим жёлтым взглядом, в груди становилось то тепло, то холодно, сумбурно. Непонятно, тревожно и приятно одновременно.
Он зашевелился и хотел убрать её руки от себя.
— Не надо, дева Айен. Я сам справлюсь.
Именно за это его «я сам», его считали смотрящим свысока на всех. Что он вроде как сделает всё лучше других. Полотенца пропитались кровью насквозь.
— Я смогу вылечить, я уже делала это.
Руки Ай засветились, но Дан с рычанием одернул её:
— Хватит тратить силу на меня!
В это мгновенье запястье хрустнуло и боль пронзила её тело.
Дед влез в избу через окно жопой вперёд, затаскивая душистый букет лесных цветов.
*****
Айен забинтовали запястье.
— Ну одна-то рука у тебя целая! Давай Госпожа, смекай, у парня полтела во льду. Этого тоже надо пощупать.
И правда, нижняя часть Дана была покрыта коркой льда, и, как известно, этот лёд или через два дня растает, или от прикосновения создательницы — сразу.
Дан:
— Не надо, само пройдёт.
Айен протянула руку к бёдрам Дана. Его глаза округлились и полыхнули неподдельным янтарным страхом.
Ай отвела глаза в сторону, чтобы не смущать лекаря.
В избе была слышна хлопотная возня деда, он что-то ронял, гремел посудой, ворча себе под нос, но мы-то расслышали:
— … Да что там той задницы, тьфу, боже милостивый, куриное крыло и то мясистей будет.
И вот, когда Айен, щупая рукой, продвигалась дальше и дальше, растапливая лёд, лежащий на носилках Амелис резко распахнул глаза.
Он был не вкурсе ситуации и просто увидел, как Айен трогает Дана в совершенно неприемлемых для воспитанной девы местах.
Дед Виктор на заднем плане разочарованно:
— Да что ж всё не вовремя так! А ну-ка лежать, герой. Только на спине лежи. На бок не ложись. Тебе что, сказок в детстве не читали: придет серенький волчок и укусит за бочок. Вона, какой волчище тебе бочину покусал, железный! — дед придвинулся к Амелису и зашептал, — узнаешь его при очной встрече, а?
Блондин, переводя глаза на Виктора, так же шёпотом ответил:
— Я его запомнил. И шею своротил.
— Уважуха, хороший мальчик, — состроил дед хитрую мину, и, видимо, чтобы разрядить обстановку, проскрипел погромче, — Ну что там, пощупенцы! Закончили сеанс пальчиковый гимнастики? Тогда пора заканчивать с мальчишками и деву продиагностировать, дед эмэртэ к вашим услугам.
Виктор лихо замотал Дана в бинт, предварительно высыпав на его раны тонны порошков из мисок.
Лекарь удалился переодеваться за печку, а Амелисом занялся дед. Теперь все они выглядели как семья — в одинаковых светло-серых потёртых шмотках.
Вставать блондину не разрешили, Виктор сказал, что мышцам нужен полный покой, чтобы «получить апгрейд».
Амелис не понял, что получить, но на всякий случай согласился, вдруг пригодится.
Леди сидела на полу, счастливая и обессиленная. В какой-то момент она ощутила руки Дана на своей спине, он уложил её на циновку, дед водил руками вдоль её тела и беспрестанно страдальчески охал.