Нежные цвета чешуек поражали воображение, парень попытался вспомнить названия, и голова загудела от наплыва букв.
«Зеленовато-серый, как полынь, охровый, как степь, молочно-голубой, как первое молоко кормящей женщины, светло-алый, как малиновое мороженое, розовато-жёлтый, как рассвет, лимонный, как туфельки девочки». Пришлось замотать головой, чтобы прекратить мыслительный поток, от которого запульсировали виски.
Дан спросил жестами:
«А вы… как вы…туда ныряете?»
Парни переглянулись.
— Мы рождены этой пучиной. Но и нас она желает вернуть на дно. А мы вот, балуемся. Решили, а не спасти ли нам людей, тонущих в наших водах?
«Те, все в больнице… тоже тонули?»
— Нет, что ты…есть же Негорящие, например, они спасают из пламени, или Ловцы, которые останавливают тех, кто забыл, как приземляться. Ты ведь первый, кого мы смогли спасти! Обычно, те, кто выбирает Пучину, слишком верят сами себе, и достаточно упёрты, чтобы вести себя к разрушению. Но ты… словно бы часть тебя не хотела этого, будто ты сам себя обманул в какой-то момент, а сейчас не знаешь, где твоя истина.
Больница стояла среди бескрайних чёрных вод, на круглом острове, и занимала почти всю его площадь. Только не заставляйте меня считать её этажи, я так давно видела её во сне, что сейчас точно посчитаю неправильно! Окна выходили во все стороны, но само здание совершенно целиком поросло плющом, и то, что кирпич её белый, было видно лишь если приблизиться к стене.
Даниэль смотрел в черноту вод, горизонт тонул во тьме, как и дно. Отыскать ответы было необходимо.
Утро. Снова свет. Так медленно. Просыпаться каждый день, двигать пальцами ног. Заставлять себя дышать. Брать костыли и идти вниз. Никаких лифтов! Только лестницы. Заходить на каждый этаж. Смотреть, прислонясь к стене, как бегут медсестрички с носилками. Принимать свою немощность. Чувствовать себя чахлым, каждый свой час выбивать у смерти. Дан уставал, едва оказавшись у дверей своей же палаты, пройдя всего четыре шага. А уж спуститься на несколько этажей без лифта, наблюдая за действием на каждом этаже, превозмогая отсутствие сил, — это было, пожалуй, геройство.
На одном девочка лет семи, в халате медсестры, пыталась самостоятельно утащить бабульку на носилках. Бросив взгляд в сторону тщедушного на костылях у лестницы, девчонка вздохнула и подозвала его на помощь.
Но нести всё же не пришлось.
— Я буду рожать прямо сейчас! — закричала бабушка.
Ничего не происходило. Руки Дана покрылись холодным потом, он опустился на пол, рядом устроилась маленькая медсестричка.
Девочка заглянула под юбки старушки и сообщила:
— Бабушка, у вас родился прекрасный мальчик!
— Как мальчик? — испугалась та, — я ждала девочку.
И с блаженной улыбкой начала рассыпаться в пепел.
Девчонка устало села на пол, вытянув ноги.
Даниэль ошарашено смотрел на исчезающую последней шевелящуюся синюю пуповину.
— Просто многие старые женщины запуганы на всю жизнь, что не родили мальчиков. Их обижали за это мужья, родственники, да и вообще, совершенно чужие люди. Не сын, значит никто. И девочки — никто у них, понимаешь? У них зарплаты ниже, а товары для них дороже, одёжка без карманов и туалеты неудобные. Эта почтенная Леди даже умирая, захотела родить сына. Какие жуткие миры существуют, возмутительно. Возможно, где-то в лабиринтах Локаций этот малыш сейчас родился, совсем один, как вечная мечта и идЭя, — объяснила девочка, снимая повязку с головы.
— Я так устала, пойдём в буфет есть булочки с абрикосовым джемом?
Девчонка взяла его за руку, один костыль упал и так и остался лежать, а он ушёл, опираясь на второй костыль и маленькую подругу.
Она рассказывала про больницу, истории выздоровлений и смертей. Она — проводник душ на «тот свет», где бы он ни был. Когда она смеётся, в душе расцветают незабудки. Когда она берёт его за руку, он отчаянно хочет жить.
По-прежнему речь ему не давалась. Зато он начал улыбаться, и теперь каждый день ждал, когда прибежит маленькая медсестра и они вместе пойдут в буфет. Она приносила ему карандаши и бумагу и рисовала смешных человечков. Она рассказывала, что у Русалов нет попы, поэтому им не сделать клизму, если понадобится, рассказывала, что если горевшего человека гладить по телу и внушать любовь к себе, то человек нарастит кожу и выздоровеет, что если обнимать человека каждый день, то в нём будет больше счастья.
Однажды она не пришла.
Даниэль уже бегом спустился вниз и показал русалкам её портрет, нарисованный им утром цветными карандашами.