— Можно я тоже расскажу? — тихонько сказал лордский мальчишка.
— Давай, — разрешила Лилька.
— Моя мама любила вышивать. Красивые картины на холстах. Иголка в её руках оживала и рисовала горы, уточек, красивых людей. А мой папа часто пил коньяк. Когда он был злой, он брал мамины иголки и втыкал ей в руки, чтобы ей никто их не целовал. Кроме него.
Повисла тишина, после чего Ай громко заревела.
— Это страшно, — сказала Лилька. Ты придумал очень страшную историю, ты получишь утром приз, я конфету припрятала для этого.
— Но я рассказал правду, как и все вы, разве не так? — Удивлённо проговорил Локс.
Повисла тишина.
— Лилька, спой нам песню, — попросила Космея.
И к звуку дождя присоединился детский голосок Лильки, поющей про неловкого белого медвежонка, что пытался уснуть, но лишь собирал приключения на свою мохнатую жопку.
Лильке 6 лет, Космее 5 лет, Айен и Дану по 4 года.
Глава 24. Даниэль и камни Коротейна
В Аз-Тархани Тётушка занялась воспитанием и образованием племянника. Мальчишка оказался очень способным, но страсть имел к рёву шлифовальных машин, бегал в мастерские смотреть, как местные изготавливают ножи. Тётушка диплом имела медицинский, высший. Работала лекаршей для знатных дам, а увлекалась алхимией. Шутить любила, что мужа своего отравила за измены и обманы, по факту же (чёрт её знает, может, и правда), замужем была всего год, детей не рожала, портрет мужа заказала и повесила в гостиную. И висит он там и сейчас, с растерянной рожей, в нелепой пижаме и тапочках. Проходя мимо портрета тётушка всегда разговаривала с ним в шутливо-ироничном тоне, так что, в общем, Даниэль привык к странному присутствию этого мёртвого мужчины, и, спускаясь по лестнице, слегка кланялся портрету в знак приветствия.
А в маленькой алхимической комнате тётушка скидывала корсет и юбки, надевала простое платье, засучивала рукава и готовила зелья по своим собственным рецептам и заодно учила племянника.
Вскоре мальцу был куплен свой шлифовальный аппарат и отведена специальная комната с террасой для работы с камнями и металлом. Там-то он и выточил себе первые ножи и иглы для метания.
Во снах его определили ходить в школу травников. А наяву дед Виктор, работающий в университете, заприметил талантливого ребёнка, которого и взял под опеку.
Как-то в выходной день мальчик быстро продал все свои ножи на рыночке и услышал звуки циркового балагана.
Люди в клоунских колпаках, одетые в яркие вещи, давали представление.
— Подходите, люди добрые и злые! Своими глазами увидьте, как мир падёт, как сотрутся миры, останется плоская чаша с людскими жизнями!
Звучало жутковато, но народ шёл, заполняя площадь. Дан приткнулся возле сцены, чтобы всё увидеть как можно точнее. Спектакль назывался «Камни Коротейна». На деревянный помост вытащили огромные бутафорские пчелиные соты. Под страшную музыку соты разрезали вдоль и из ячеек с глухим звуком, по мере резки, выпадали кукольные головы.
— И головы правителей падут, когда между мирами границ не будет ни одной.
— Постой, — воззвал клоун куда-то в толпу, — а как же Коротейн, что обещал свои светила отдать для сохраненья мира?
— Он сгинул в вихре снов и не вернулся, — ответил другой клоун, стоящий среди зрителей.
— О нет! Мы все умрём!
Клоун из толпы поднимается на помост.
— Я Коротейн. А знаете ли вы, как камни эти рождены?
(Толпа выкрикивает: нет!)
— Свою любовь я в камни превратил нечянным нелепым колдовством, и совершенно невозвратно. Им вместе, этим слёзам сердца, быть нельзя, взорвётся мир от горечи моей и скорби. Я разбросал по снам осколки, они создали сеть, что держит мир. Пусть даже кто сотрёт границы, эти самоцветы удержат бытие.
Клоун, что стоит на краю сцены:
— Ох, нет! Они же вместе все сейчас! Взорвётся мир! — комично нападает на клоуна Коротейна, отнимает камни и начинает бросать в разные стороны со сцены, зрители визжат.
Коротейн:
— Ты грубиян, невежда! Мою любовь с любовью нужно прятать.
— Но всё же получилось! Мир не рухнет?
Дальше Даниэль не досмотрел. Легионеры Лорда разогнали театр, но арестовать смогли лишь одного артиста. Всё-таки «головы правителей» слишко наглядно фигурировали в сцене, и это было уж совсем еретично.