— Ну тогда мы прибьем их уши к хлебной доске, а остальное выкинем в окно, — провозгласил Табби и толкнул дверь.
Все трое вгляделись в темный лестничный колодец. Масло в лампах выгорело, наверху стояла тишина. Послушав еще немного, они поднялись и вошли в опустевшую комнату с поваленным столом и расколоченным вдребезги окном, через которое теперь задувал ветер. На полу валялись сломанный стул, осколки тарелок и стекол, а также щепки от рамы.
— Обратите внимание на навесной мост, — кивнул в окно Табби. — Дверь на дальнем конце тоже открыта.
— На мой взгляд, они сбежали без всякого намерения вернуться, — предположил Дойл. — Вряд ли мы что здесь найдем.
— Ошибаетесь! Тут есть кое-что интересное, — объявил Джек, указывая на уцелевшее окно напротив, выходящее на Уэнтуорт-стрит. По улице сновали ранние пешеходы, разъездные торговцы и повозки, а на противоположной стороне маячила пара конных солдат в синих мундирах. Их взоры были обращены в сторону надстройки, и хотя, пока она оставалась в тени, разглядеть в ней незваных гостей было сложновато, мужчины сочли за благо перейти в дальнюю комнату, чтобы гарантированно скрыться из виду.
— Рекомендую поторопиться, — произнес Дойл, — да смыться поскорее. Полагаю, этот мостик окажется нам весьма кстати.
В задней комнате находился верстак, заваленный всякой всячиной, большей частью отнюдь не бытового назначения. На краю у стенки стояли два маленьких человеческих черепа желто-коричневого цвета, потрескавшиеся и явно очень старые. Оба подверглись трепанации, однако круглые отверстия расщепились, так что черепа теперь можно было использовать в качестве жутковатых подсвечников для театральной сцены, но для ужасных целей Нарбондо, как можно было бы заключить из изложенного Сент-Ивом описания светильников, они не годились. Помимо черепов на верстаке вперемешку с упаковочной стружкой валялись экспонированные стеклянные фотопластинки, маленькие винтики, куски полосовой меди и, не особенно вписываясь в прочий хлам, разрозненные гильзы и свинцовые пули — эти лежали в кучке, по-видимому, черного пороха, как будто здесь изготовляли патроны.
— Странный запах, — заметил Табби. — Похоже на чеснок.
— Белый фосфор, — Дойл указал на фарфоровую тарелку с кучкой белой пыли. — Чрезвычайно легковоспламеняющийся. И ныне, кстати, весьма почитаемый анархистами. Еще здесь имеются кое-какие фотографические химикаты, — он взял два закрытых флакона из зеленого стекла, рассмотрел их и поставил обратно, сообщив: — Сульфат железа и цианистый калий. — Затем врач поднял одну фотопластинку и принялся внимательно ее изучать. — Негатив головы мальчика в профиль.
— Похоже на портрет Эдди, — сказал Джек. — Вот только для чего?
— Возможно, для большей убедительности требования выкупа, — предположил Дойл. — Наверняка у них имелась фотолаборатория, которую они забрали с собой.
— Будем молиться, что для большей убедительности требования выкупа, а не для какой-нибудь другой цели, — покачал головой Табби. — Не нравятся мне эти делишки с украшенными черепами. Сент-Ив полагает, будто здесь замешаны огромные суммы — вполне достаточные, чтобы детоубийство представлялось сущим пустяком.
— Ну-ка, а это что такое? — Джек заглянул под верстак и вытащил из кучи мусора какую-то маленькую вещицу. — Да это же печатка, ей-богу. Орел держит в когтях букву «М». Весьма художественно, но при этом довольно незамысловато. Перстень мог принадлежать кому угодно.
— Печатка, Джек, вещь такая, что обязательно кому-то да принадлежит, — глубокомысленно отозвался Табби. — Эта, осмелюсь предположить, потеряна человеком, чья фамилия начинается на букву «М». Так что наш друг Нарбондо исключается. Постарайся не потерять ее сам.
Тут со стороны Уэнтуорт-стрит послышался грохот, и Табби вышел в смежную комнату, дабы посмотреть в окно, оставив двух товарищей изучать мусор под верстаком дальше.
— Подъехала карета, — сообщил он через дверь, — в сопровождении еще двух верховых солдат. Дверь открывается. Бог ты мой, да ведь это вылитый голландец Кибла! Тот самый де Грот. Огромная голова со свинячьими глазками. Похоже, он намерен подняться в одиночку. Зачем ему так поступать, если в его распоряжении аж четыре солдата? — Фробишер вернулся в заднюю комнату.
— Готов ручаться, он явился за этим самым перстнем, — заявил Джек. — И он быстренько позовет солдат, когда обнаружит нас здесь. Уходим через черный ход, немедленно!
— Чушь, — отмахнулся Табби. — Пожалуй, он может нам пригодиться. Наверняка он не лишен благоразумия. Голландцы вообще великие мыслители, хотя я слышал, что они носят деревянные башмаки. Вы пока продолжайте тут копаться. Для начала я подшучу над ним, а потом мы вовлечем его и душеспасительную дискуссию.