Подходит к столу, расчесывает волосы и влезает в белоснежную блузку, подчеркивающую ее чудесные формы…
– Черт возьми, своей ставкой на секс ты, в конце концов, испортишь все дело…
Она, не оборачиваясь, расчесывает короткие – по плечи – волосы.
– А на что бы ты поставил – на алкоголь?
– Я вообще о другом хотел сказать…
– О чем? – поворачивается к нему.
– О том, какая жопа этот ангар. Каждый день чувствую это. Компьютеры. Чистота. И – никого. Но никто и не подразумевается… Мы с тобой попали в какой-то предварительный эскиз будущего.
Он оглядывает ангар:
– И это жуткое место.
– Ты бы хотел что-то изменить?
– Поставь музыку…
Дождавшись, когда раздадутся первые аккорды джаза, он продолжает:
– Будь моя воля, я запустил бы сюда весь этот аул (кивает в сторону двери) – со всеми бабами, детьми, собаками, овцами…
Помощница не без горечи улыбается:
– Ты никогда не чурался грязненького…
– Грязь – это жизнь… Они бы лазали тут, играли на компьютерах, плескались в бассейне, варили свой плов на кухне… Трахались бы в нашей спальне…
– Ты бы первый не выдержал…
– Не знаю. Не знаю, что буду чувствовать, когда они придут. Мне нужен витамин хаоса, непредсказуемости. Это важно… Просто чтобы дышать… Витамин случайности!
Замолкает, запускает в компьютере Интернет.
– Птица! – попугаю. – «Пиастры!» Представь, птица: полные сундуки монет! Взять на абордаж испанский галион, выдрать из трюмов все золото и сойти на берег в Порт-Рояле! «Пиастры, пиастры!!» Ради этого стоило жить, птица…
Опять влипает в Интернет.
Пробегает одну страничку новостей. Другую.
– О, пожалуйста! – Зачитывает, ни к кому конкретно не обращаясь: -
«На Алтае разбился вертолет с представителем администрации президента, главой местной природоохранной организации и помощником губернатора…» Летели на охоту, стрелять горных козлов из автоматического оружия. Архары. Краснокнижный, между прочим, вид… Из автоматов…
Помощнице:
– Тебе их жалко?
– Кого? Горных козлов?
– Да нет, этих козлов. Которые летели на охоту.
– Наверно.
– А мне не жалко. На охоту, с автоматами, всем кагалом… А? Я представляю: сидят, водочку лимончиком закусывают, рожа к роже, холеные… Тут пилотик: «Ваше благородие, вон они на склоне, взять поближе?» – «Возьми, милый, возьми…» Сейчас мы их из автоматиков пух-пух-пух! Рожки отпилим, на стеночку повесим. Открой-ка дверочку, любезный…
И вдруг – оба-на! – С торжеством. – То ли случайность, то ли ветерок
дунул. Об гору – бах! – винт – вдребезги – и капец! – Вскакивает. -
Если б они не разбились, их надо было бы судить, как последнюю сволочь…
– Ха.
– Что «ха»?
– Когда в Москве был последний скандал по поводу нашей буровой в море – ты что говорил?
– Я говорил, что это безопасно. Я говорил, что это – новые рабочие места. Я говорил, что нефть – это стратегический продукт экономики… Да мало ли что я тогда говорил? Мне платят за то, что я треплю языком… Если б они знали, что я думаю, мы бы давно оказались на улице…
Помощница смотрит на шефа и понимает, что с ним на самом деле что-то не то, и она даже догадывается – что. В глазах ее проступает тревога, подчеркнутая сексуальность вдруг оборачивается глубокой нежностью, в голосе прорезается что-то материнское…
– Виктор…
– Что?
– Сегодня – жара. Плюнь на все. Не думай. Не надо, иначе у нас крыша съедет…
– Господи, Лита…
– Пойди искупайся. Ты же не плавал сегодня. Или – чего хочешь?
– Кофе с утра – как всегда. Что из Москвы?
– Еще не смотрела. Сейчас – кофе, через минуту – новости.
– Знаешь, люди – чертовски неблагодарные твари…
– Это точно.
– Не соглашайся со мной. Я, может, с ума схожу… А ты соглашаешься…
– Пиастры! – вдруг вскрикивает птица в клетке.
– Он сказал «пиастры»! – Шеф вскакивает и некоторое время возится возле клетки с попугаем, пощелкивает ногтем по прутикам, явно пытаясь стимулировать птицу повторить сказанное слово. Но та молчит. Он чуть-чуть отпускает лебедку, и птица оказывается на уровне его живота, а не на уровне лица. Он еще и еще скребется к ней, но результат повторить не удается.
Лита готовит и приносит кофе.
Шеф берет чашку, вновь садится за стол.
Смотрит в монитор, потом вдруг криво усмехается:
– Ого, какая Ляля приглашает нас к общению… Исключительный экземпляр…
– Секс по телефону? Тебе не хватает?! – с какими-то странными нотами произносит Лита.
– Мне не хватает общения. Мне мало тебя! А тебе – меня, и не говори, что нет! И весь этот ангар, этот театр на двоих… Это разделенное пополам время… Мне отец рассказывал про нефтепромыслы прошлых лет. Всюду люди, мастера, капитаны, сто тысяч одних курьеров, машинистки, экспедиторы, о господи, и до Баку – рукой подать. А там – город! Рестораны, пляжи, друзья, девушки… Никто не ставил буровые в тайге, на шельфе или вот здесь, в пустыне, будь он проклят!
– Кто?
– Нефтяной бум!
Он достает откуда-то пакетик с кормом для птиц и, подсыпая попугаю зерна, постукивает пальцем по прутьям клетки.
Лита подходит сзади, нежно гладит его голову, ерошит волосы…
Он чувствует ее прикосновение, оборачивается, обнимает ее, сползает к коленям. Она опять проводит ладонью по его волосам:
– Бедный Витенька… Надо было ему родиться пиратом – и не стал бы он тогда нефть добывать, работать на Компанию и сидеть тут со мной в пустыне… – Она горько улыбается.
Он закрывает глаза. И не поймешь – хорошо ему или он смертельно устал. Бормочет:
– Я устал… от самого себя. Взрослый человек… Он должен жить. Жить! Одной птички мало, чтобы не сойти с ума!
– Знаешь что? – решается Лита. – Поедем сегодня в город!
– О, в город! И напьемся, как последние пролетарии!
– Ну, если хочешь…
– Нет, блестящая идея! Именно – как последние… Ради такой перспективы стоит работать! Итак – циркуляры из столицы. Что там?
– Сейчас посмотрю.
Лита садится за компьютер и начинает работать. Шеф возвращается к клетке с птичкой и о чем-то шушукается с ней. «Пиастры… Скажи: пиастры… Негодник этакий… Негодник… Толстая жопка… Красная головушка…» Мур-мур. Мур-мур. Еще высыпает из пакетика зернышки, ласково дает их попугаю, поправляет поилку, добавляет свежей воды. Видны зеленые с отливом перья птицы, пальцы человека. Смеющиеся глаза, глаза птицы, клюв. Клюет. Пьет. Красные и желтые перышки.
– Вот! (Внезапный голос Литы.)
– Что это?
– В связи с углублением кризиса… Приказ по нашему отделению…
Шеф вырывает из рук распечатку, пробегает глазами, нервно:
– Shit!
Потом перечитывает еще раз, овладевает собой.
– Сглазил, – спокойно говорит он. – Вот вам и витамин непредсказуемости! Придется звонить нашему министру внутренних дел…
– Мне позвонить или ты сам?
– Я позвоню и приглашу на обед. Он любит заезжать, у нас прохладно. Такие вещи лучше обсуждать с глазу на глаз…
Берет со стола шикарный телефон, набирает номер:
– Олег Рахимович, вы забыли нас… Да, непростое время и жара… Вы знаете, что я рад видеть вас всегда, но тут возникли обстоятельства, которые завтра могут существенно помешать нашему-вашему спокойствию.
Я предлагаю обсудить их за бутылочкой «Шато дю Рон» 2002 года разлива. Лучший год виноделов на юго-западе Франции… Разумеется! Буду ждать!
Вешает трубку. Усмехается:
– Вру, как Геббельс. Ну откуда я знаю про год? Какой был лучше, какой хуже? Верят.
– И я поверила.
– И ты вот поверила.
III
Раннее утро в Астраханском заповеднике. Четверо молодых людей загружают лодку, стоящую у причала. Всем им от 24 до 27, выделяются оператор Андрей с шевелюрой темных волос, по-пиратски прихваченных красной банданой, «звучок» Миша, бритый наголо, как лампочка (зато в шляпе), с серьгой в одном ухе и черном свитере, Брайан – видимо, музыкант, с шапкой курчавых волос, в модной, но потертой замшевой куртке и заплатанных джинсах, заставляющих вспомнить времена хиппи. И если на остальных одежда, так или иначе соответствующая походным условиям, то на Брайане – только высокие болотные сапоги, зато масса фенечек на запястьях рук и несколько шнурков на шее.