– Нет!..
Грэгори нахмурился, и девушка поняла, что произнесла свое «нет» вслух.
– Извините, мистер Хенсворд, – начала Сьюзен, отчетливо понимая, что означал для него ее отказ. – Я действительно не могу…
– Ваше присутствие было последним желанием Сандры, мисс Холлендер. Она заставила меня дать обещание, что я лично привезу вас. Вот поэтому я здесь. – Он почти не размыкал губ, пока говорил, и его лицо стало еще суровее. – Мне не хотелось бы, чтобы это обещание оказалось невыполненным.
Сьюзен слегка нахмурила перепачканный краской лоб.
– Но почему? Я видела ее всего лишь раз… В глазах мужчины появилось презрение.
– Потому что она просила вас об этом. Разве этого не достаточно? – Он поднялся. – При любых обстоятельствах просьба необременительная, а в данном случае – просто ничто. Тем не менее я еще упрощу вашу задачу, мисс Холлендер. – Грэгори пристально посмотрел на девушку сверху вниз. – Сандра оставила вам наследство, и я уверен, вы обязательно захотите присутствовать на оглашении завещания после службы. – Он оставил без внимания протестующий жест девушки. – Я заеду за вами завтра в десять утра. Вопрос о вашем размещении уже решен. А потом, – мужчина ухмыльнулся, – если вам захочется вернуться сюда, я исполню и это ваше желание.
Сьюзен вскочила на ноги и вытянулась в полный рост. Но что могли значить ее пять с половиной футов рядом с возвышающимся над ней Грэгори? Однако ее это нисколько не смутило.
– Вам не придется исполнять мои желания! У меня другие планы на завтра.
– Откажитесь от них.
Грэгори проигнорировал гневное восклицание, вырвавшееся у Сьюзен. Он окинул взглядом старую, всю в краске, одежду и посмотрел девушке прямо в глаза.
– Кстати, друзья Сандры, я полагаю, ожидают увидеть в вашем костюме хотя бы какой-нибудь символ траура. Вот вам некоторая сумма, чтобы купить подходящую одежду. – Грэгори вынул бумажник из мягкой кожи и начал отсчитывать купюры.
Лицо девушки потемнело.
– Уберите деньги, мистер Хенсворд. У меня есть все необходимое.
Мужчина сначала удивленно повел бровью, но после секундного замешательства все же убрал бумажник.
– Какая вы, должно быть, необычная женщина, мисс Холлендер. – Он дотронулся до ее плеча. Это простое прикосновение будто пронзило Сьюзен током.
– Будем надеяться, что все ваши, как вы говорите, необходимые вещи, как раз то, что нужно. Не забудьте умыться, и мы прекрасно поладим. Итак, завтра в десять.
Сьюзен застыла, глядя, как он повернулся и вышел из дома. За двадцать три года жизни никто не разговаривал с ней с такой ошеломительной наглостью, не считаясь с ее чувствами. Хенсворд почти дошел до калитки, когда она опомнилась и решила высказать, что думает о нем и его гневных требованиях.
– Подождите! – крикнула она с порога. Мужчина раздраженно повернулся. Сьюзен хотелось закричать, пробить брешь в стене наглого бесстыдства, но врожденное чувство осторожности подсказало ей, что любые попытки в этом направлении обречены на провал.
– Я пришлю цветы, – предложила она.
– Нет, такой вариант не подходит. Вы должны присутствовать лично. – В его голосе звучала настойчивость, наводившая почти ужас.
– Нет, – отчаялась Сьюзен. – Я не могу ехать с вами. Я работаю.
– Я уверен, что в подобных обстоятельствах колледж сможет найти вам замену на несколько дней. Я сам позвоню им, если хотите.
Сьюзен остолбенела. Мужчина знает о ней слишком много, и это ей совсем не нравится.
– Итак, завтра в десять.
– Если только я поеду…
Грэгори Хенсворд уже закрывал калитку, и его циничная ухмылка ясно показывала, что подтвердились самые худшие его опасения. Но Сьюзен никак не могла понять причину такого демонстративного презрения. За что он ее презирает? Девушка подбежала к калитке.
– Если я и поеду, то мне хотелось бы добираться своим ходом, мистер Хенсворд!
Он посмотрел на нее из-за машины.
– Понимаю, мисс Холлендер, но так как вы не знаете, где состоятся похороны и оглашение завещания… – после этих слов он выдержал театральную паузу (конечно же, чтобы уколоть ее), – … вам придется смириться с моей компанией. Теперь, я уверен, вы не измените решения.
Странный посетитель захлопнул дверцу машины и через несколько минут исчез. Все происшедшее могло показаться дурным сном, если бы у Сьюзен не клокотало внутри. Несколько мгновений спустя она осознала, что до сих пор с силой сжимает кулаки. Девушка медленно разжала пальцы, которые даже заболели от напряжения, потом повернулась и медленно побрела к дому.
Что бы все это значило?!
Сьюзен вернулась в оранжерею, приспособленную под мастерскую. Здесь она работала все утро, пока ее не прервали настойчивые звонки этого господина. Сьюзен немало трудилась над картиной, но сейчас, по-новому взглянув на нее, поняла, что именно должна была сделать.
Она яростно окунула кисть и набрала краску. Ей хотелось выбросить все случившееся из головы и продолжить работу. Но руки дрожали, и кисть не слушалась хозяйку.
Вздохнув, Сьюзен промокнула бумагу кусочком ткани, чтобы убрать лишнюю краску, но вряд ли это могло что-то исправить.
Рассердившись на себя, она схватила лист с начатой акварелью и разорвала его. Ей казалось, что она держит не бумагу, а разодранную в клочья безупречно белую рубашку Хенсворда. И поэтому даже почувствовала некоторое удовольствие, но потом тихо покачала головой. – Как глупо!
Она смяла клочки бумаги и бросила их в корзину, затем принялась мыть кисти. По опыту она знала, что похороны выбьют ее из колеи по меньшей мере на несколько дней.
Но как странно, что она до сих пор ясно видела взволнованное и любопытное лицо женщины, склонившейся над ней тогда, в детстве. Как ей хотелось, чтобы девочке понравилась подаренная ею кукла! Сьюзен также вспомнила, как мама поспешно проглотила слезы, и малышке стало так стыдно, что она оттолкнула незнакомую тетю и подбежала к матери.
А как выглядела Сандра Милтон на больничной койке, умоляя Грэгори Хенсворда обязательно привезти Сьюзен на похороны? Внезапно воображение подсказало ей ответ. Если она поедет с Грэгори, это произойдет не потому, что он потребовал, а потому… она стряхнула воду с кистей и с размаху поставила их в банку. Та хрустнула и распалась на кусочки. – О Боже!
Визит Хенсворда потревожил ее кажется больше, чем она могла предположить. Воспоминание о сестре матери, по-видимому, были запрятаны в тайниках памяти слишком далеко, мама никогда не говорила о ней, куклу тоже убрали подальше.
Сьюзен тщательно завернула осколки в бумагу, прежде чем бросить в мусорный бак, нашла другую банку для кистей, убрала краски в коробку и сложила мольберт.
Только когда в мастерской не осталось ничего, что напоминало о случившемся, девушка поднялась в комнату, в которой провела всю жизнь.
Там почти ничего не изменилось. На стенах те же самые обои, которые наклеил папа за год до смерти. Только сейчас они обветшали, поцарапанные мебелью и проткнутые булавками, державшими постеры, которыми еще подростком увлекалась хозяйка. Конечно же, Сьюзен знала, что ей следует привести комнату в порядок, но в старом доме хватало других неполадок, требовавших немедленного вмешательства, а значит, и расходов.
Сьюзен открыла сервант и посмотрела на детские книжки, с которыми ни за что не смогла бы расстаться, и на коллекцию раковин. На центральной полке чинно восседали куклы в национальных костюмах, их ей привозил отец из заграничных поездок. Но той куклы здесь не было. Она пряталась внизу, накрытая спальным мешком и рюкзаком. После недолгих поисков Сьюзен достала ее и начала внимательно рассматривать.
Такие дорогие тряпичные куклы продавались только в лондонских супермаркетах. Ткань до сих пор издавала тонкий аромат, а кружева и шляпка оставались накрахмаленными. Маленькие ручки ни разу не прикоснулись к игрушке, детская любовь не превратила драгоценное создание в лохмотья.