— Это правда. А за день до начала занятий женщина… хм-м, вампирша, которую ты встретил… Она со мной порвала.
Парис вытащил руки из карманов и потёр лицо.
— Ты похитил ту женщину, потому что она порвала с тобой больше десяти лет назад?
Элиас шагнул вперёд и упрямо тряхнул головой:
— Ты меня не слушаешь.
Парис оттолкнулся от стены и подошёл вплотную.
— Я слушаю. Ты сказал, что встречался с вампиршей. Я понял. И что тебе приснился сон обо мне и Лео в ночь после нашей первой встречи, потому что мы должны были встретиться. Звучит как бред, тебе не кажется?
— Кажется. Но самое плохое не это.
— Не это?
— Нет, — ответил Элиас упавшим голосом. — Всё так запуталось. Я должен был лучше тебя подготовить. Вас обоих. Это не должно было случиться до твоего дня рождения.
Парис попытался набраться терпения, которого обычно у него было с лихвой.
— Моего дня рождения?
— Да, это… ген, наверное. До твоего двадцать седьмого дня рождения он спит. Как некоторые болезни. Но он есть… и его нужно просто разбудить.
— Боже, Элиас, ты вообще о чём?
Элиас резко развернулся, и Парис сжал кулаки. Хотелось наорать и заставить рассказать правду. Слова уже были готовы сорваться с языка, как Элиас снова заговорил.
— Первым был я. Мне приснилось, что вы стоите рядом со мной в огромном зале. И, Парис, сегодня это произошло. — Он резко повернулся к другу, в глазах бушевала дикость. — Всё было не так, как в моём сне, но комната та же. Там были вы и… и…
— И что?
— И двое из трёх, что во сне сидели за алтарём. Они тоже там были. Но одного не хватало. Того, который с короткими светлыми волосами. Его не было.
Парис подошёл и взял друга за руку. Похоже, у Элиаса было что-то типа нервного срыва. Он стоял с опущенной головой, будто внимательно рассматривал свою обувь. Парис мягко сжал его плечо.
— Элиас, думаю, тебе лучше присесть.
— Всё должно быть совсем иначе, — повторил он.
Парис решил подыграть.
— Что именно?
— Всё. Мы. Мы должны быть сильнее, могущественнее, чем они. Почему всё иначе?
Элиас поднял голову, и Парис натолкнулся на глубокий пронзительный взгляд, от которого потерял дар речи. Серебристые радужки глаз Элиаса светились.
— Ты пока не понял, но поймёшь. Скоро всё случится, и ты увидишь, что я говорю правду.
От нервного напряжения на лбу Париса блеснули капельки пота. Ему стало очень тревожно.
— Элиас, я до сих пор не знаю, что это «всё». Ты не сказал.
Элиас крепко схватил Париса за запястье. С блуждающим по лицу друга взглядом Элиас напоминал безумца.
— Ты, Лео, я… мы их потомки.
Парис прищурился:
— Чьи потомки?
Элиас облизал нижнюю губу, заговорил… Парис никогда не забудет сказанное.
— Богов, Парис. Аполлона, Артемиды и Аида. Мы их потомки, а значит мы…
Элиасу необязательно было продолжать — Парис получил отличное образование. Он знал всё, что касалось Древней Греции: и богов, и мифы. Когда мужчины встретились глазами, Парис недоверчиво пробормотал:
— …полубоги.
ГЛАВА 13
Диомед нежно погладил атласную кожу женщины, лежащей рядом в безмолвном спокойствии. Его кровь, струившаяся по венам Айседоры, обезвреживала токсины и восстанавливала силы. Тени под глазами Исы исчезали — к утру она должна поправиться
Длинные ресницы неподвижно лежали на щеках — Айседора мирно спала впервые с тех пор, как вернулась в логово. Диомед с удовольствием забрал бы у неё воспоминания о последних часах, но прекрасно знал, что она не позволит. Он очень давно понял: его Иса далеко не пугливая лань и не нежная фиалка.
В дверь покоев отрывисто постучали костяшками пальцев. Диомед закрыл глаза и почувствовал измученного и уставшего Итона. С быстрым исцелением Исы к старшему вампиру возвращалась прежняя сила, но восстановление Таноса займёт, похоже, куда больше времени.
Диомед перекатился на край матраса, стараясь не потревожить подопечную. Потом встал и подошёл к двери. Открыв, он попытался скрыть реакцию на стоявшего за порогом мужчину. Итон был мрачен. Больше, чем раньше, если такое вообще возможно. Диомед быстро схватил старейшину за руку.
— Что случилось? Таносу стало хуже?
Точёные скулы Итона, которые раньше придавали ему молодой и задорный вид, теперь болезненно выступали под натянутой кожей.
— Нет. Ему лучше.
— Тогда не понимаю, — произнёс Диомед, подводя брата к одному из кресел в покоях. — Почему ты такой усталый, такой измученный? Тебе же тоже должно становиться лучше.