— Я не думал этого, но отчего бы и нет? — спокойно возразил Лео. — Помнишь, как в пещере Кор живой взглянул на мертвого, и мертвец и живой стали похожи друг на друга? Вспомни, как Аэша клялась, что вернется в этот мир, и если это произойдет не через возрождение, тогда, что же, переселение души?
— Я не видел знамения! — настаивал я.
— Ты не видел. О! Как бы я хотел, чтобы ты увидел и убедился, Гораций!
Мы замолчали и посмотрели на небо. Долго длилось наше молчание.
Утро было свежее. Облака причудливо висели над морем, образуя гору, на вершине которой показался кратер. Из кратера поднялся столп… Мало-помалу верхняя часть столпа растаяла, и внизу осталось огромное черное облако.
— Смотри, — прошептал Лео, — это из моего видения. Теперь ты тоже видишь знамение, Гораций!
Я смотрел на облако, пока оно не рассеялось в лазури неба, и сказал:
— Хорошо, Лео, я последую за тобой в Среднюю Азию!
II. БУДДИСТСКИЙ МОНАСТЫРЬ
Прошло шестнадцать лет с той бессонной ночи в кумберлендском домике, а мы с Лео все странствовали, все искали гору с очертаниями египетского Символа жизни, искали и не находили.
Описания нашего путешествия хватило бы на целые тома, но к чему описывать его? Пять лет мы провели в Тибете, останавливаясь в разных буддистских монастырях, изучая законы и традиции лам. Раз нас даже приговорили к смерти за посещение одного священного города, но нас спас китайский чиновник. Мы были на севере, востоке и западе и изучили много наречий. Мысль о возвращении никогда не приходила нам в голову, потому что мы дали клятву найти то, что искали, или умереть.
Мы были в Туркестане, на берегах озера Балхаш, провели год в горах Аркарти-Тан и чуть не умерли от голода в горах Черга. Здесь нас застала зима. Мы слышали, что в этих горах есть монастырь, ламы которого отличаются своей святой жизнью. Мы шли ночью при свете луны. У нас остался только один як, другой пал. Поклажа была не тяжелая: винтовки, пятьдесят патронов, немного денег золотом и серебром, немного одежды; но животное умирало от голода, как и его хозяева. Выбившись из сил, як остановился. Мы завернулись в грубые шерстяные одеяла и сели на снег.
— Нам придется убить яка и съесть его, — сказал я.
— Может быть, завтра мы раздобудем какой-нибудь дичи, — отвечал Лео.
— Если же нет, мы должны будем умереть.
— Умрем — и хорошо сделаем.
— Конечно, Лео, это будет самым лучшим, что мы сможем сделать после тринадцатилетних бесплодных странствий.
Стало светать. Мы со страхом взглянули друг другу в лицо, испытывая силы товарища. Цивилизованному человеку мы показались бы дикарями. Лео было за сорок лет; жизнь в пустыне закалила его; это был высокий, красивый мужчина с железной мускулатурой, длинными золотистыми кудрями и широкой большой бородой, смуглым от ветра и непогоды одухотворенным лицом. На этом грустном лице светились, словно звезды, чистые, как хрусталь, серые глаза.
Я тоже оброс волосами, поседел, но, несмотря на шестидесятилетний возраст, был здоров и силен. Тяжелый трудный путь укрепил наши силы, закалил нас, словно мы вдохнули в себя эликсир жизни.
Перед нами расстилалась песчаная безводная и бесплодная степь, покрытая блестящими кристаллами соли и выпавшим за ночь первым снегом. За ней высилось множество гор, целое море гор со снеговыми вершинами. В глазах Лео сверкнули слезы от волнения.
— Смотри! — сказал он мне.
Лучи восходящего солнца, как волны прилива, заливали вершины холмов, у подножия которых мы сидели, свет скользил все ниже и ниже и осветил, наконец, плоскогорье в трехстах ярдах над нами. На этой горной площадке торжественно смотрела вдаль огромная статуя Будды. За ним полумесяцем высилось желтое здание монастыря.
— Наконец-то! — воскликнул Лео и пал ниц на землю, пряча лицо в снег.
Я понял, что происходило в его душе, и оставил одного, а когда вернулся, тронул его за плечо.
— Идем, — сказал я властно. — Опять начинается метель. Если в монастыре есть люди, мы найдем у них пристанище.
Он молча встал. Я заметил на лице его выражение счастья и мира.
Мы поднялись вверх на террасу. Она была пустынна. Что если это необитаемые развалины монастыря, какие часто встречаются в этой стране? Сердце у меня заныло при этой мысли. Но вот из одной трубы показался легкий дымок. В центре высилось здание храма; но ближе, там, где змеился дымок, была низкая дверь.
— Отворите! Отворите, святые ламы! — громко закричал я и постучал в дверь. — Помогите чужеземцам!