Я не стал напоминать, что сам-то Дазуров не то чтобы у рыбного конвейера стоит или бомжей отмывает. Он, похоже, вошел в раж. Впервые видел его таким… задетым за живое?
— Выгорание у них! Депрессии, твою мать! Тонкая душевная организация! Мы ревью проводим, чтоб узнать, как им лучше в жопу дуть, а они… Недостаточно положительной обратной связи! Не чувствую вовлеченности в жизнь компании! Секретарша недружелюбно посмотрела! Альтернативное молоко на кухню не завозят! Зажравшиеся потерявшие берега твари, вот кто эти твои айтишники!
— Но они приносят прибыль, — вклинился наконец я.
— Да, прибыль, — Дазуров мгновенно успокоился, словно и не брызгал слюной только что. — Рыночек, что называется, порешал. Но это пока. Рыночек, он, знаешь ли, как то сердце красавицы — склонен к перемене. Вот жахнет очередным дефолтом — и хрен им тогда, а не альтернативное молоко! Ну а пока… Просядем, говоришь, по конверсиям без этой команды?
— Ну в общем да. Новую-то пока соберешь, пока она сработается, пока в архитектуре разберется… Эти твари же еще не документируют ничего толком, берегут свое ноу-хау. Если у конкурентов цена перехода станет ниже — клиенты уйдут, они тупые-то тупые, но деньги считать умеют.
— Деньги все считать умеют, — согласился Дазуров. — Выходит, и прогибаться под вашу разработку зашкварно, и отпускать ее на все четыре стороны — бабки потеряем…
Дазуров барабанил пальцами по столу и смотрел на меня. Я знал решение, но надо было, чтобы Дазуров верил, будто дошел до него сам.
— Вот что, — сказал он наконец. — Если мы увеличим зарплату разработке, будет выглядеть, будто они яйца нам выкрутили. Мы пойдем другим путем. Мы всем увеличим зарплату. У вас как раз консалтинг этот хренов отработал. Чего они там насчитают, всем насрать, тут из правления один деятель схематозит, бабки отмывает через контору племянника… Будем считать, такое вам вышло грейдирование. Ресурс, как говорится, есть.
Я давно догадывался, что российский офис изрядно режет нашу расходную часть в свою пользу. Сейчас, можно сказать, получил официальное подтверждение.
— Вот этого я не видел, — Дазуров брезгливо отодвинул от себя пачку заявлений. — И ты тоже. Верни в кадры. Завтра делаем рассылку о повышении зарплат. Со следующего месяца. Всем на 10 процентов, разработке на 25, но этого в письме не пиши, тут уж лично каждому. И вот после этого пусть пробуют забрать свои заявления. Сразу не отдавайте, покошмарьте как-нибудь, нервы помотайте. Пусть ценят свою работу, с-суки. Ну да сами разберетесь, не дети, чай.
Я с немалым трудом скрыл улыбку. Разумеется, никто вот так спонтанно никуда уходить не собирался, офисные рабы при семье и ипотеке собой не располагают. Но я убедил Протасова, что иначе нам денег из Дахау не выбить, а ребят он в команду отбирал таких, которые слушались его во всем. Шалость удалась.
С Игорем мы теперь встречались время от времени, пили пиво. Наконец-то я видел в нем не болтающегося под ногами младшего брата, а почти друга. Он все порывался отдать мне деньги, предлагал взять кредит — по старым он уже расплатился. К сожалению, проблему мою это не решало: Дахау, как уже говорено, не позволял гасить корпоративный кредит досрочно, а всей суммы с процентами я не соберу, даже если продам квартиру. Оставалось платить еще четыре года.
Впрочем, я перестал относиться к этому сроку как к тюремному. После больницы удалось кое-как восстановить баланс между работой и жизнью. Сделал дома генеральную уборку, вынес скопившийся мусор, разобрал наконец карантинные покупки. То, что оказалось не нужно, отнес в благотворительный магазинчик. Посмотрел несколько неглупых фильмов, не все же в тупые сериалы пялиться. Хотел и новые книги почитать, но тут меня постигло разочарование: писатели, которых я с интересом читал прежде, выдавали только вариации на тему своих ранних произведений. Новых же имен не было: так называемая «большая литература» оказалась мутной заумью, а массовый рынок был заполнен коммерческой халтурой вроде той, которую мы рекламировали, а потом еще и воровали. Если русская литература мертва и уже не оживет, выходит, мы забили свой гвоздь в крышку ее гроба. Пришлось обратиться к старой доброй классике двадцатого века. Я с тоской вспоминал оставшуюся на Катькиной даче библиотеку… да и не только библиотеку, чего уж там.