- На обед! - ударом колокола разнеслись животворящие слова. На этот раз кричала не Марина, а Валентина Михайловна. Они посменно работают, но на Марину я как-то чаще попадаю.
- А с чем пирожки? - голос в жизни звучал заспанно, в отличие от диалога внутри головы.
- С морковкой, — отвечает Александр, тот самый, что живет в отдельном домике и, наверное, со своей волшебной работой уже ничему не удивляется.
- Понятно. А каша сладкая была на завтрак? - есть её не ела, но при положительном ответе чувство вины бы немного уменьшилось.
- Средне, — отвечает карельский писатель. Свитер на нем тот же, но под ним выглядывал синий вороник.
Пока он за столом стоит сообщить о потрясающей акустике этого места, но уже после каши.
- И на молоке? - этот вопрос был контрольным, если каша на молоке, то лучше совсем не есть.
- Ага, — добавляет Рина, - Мне как раз кальция не хватает.
- А сколько лет твоей дочке?
- Четыре.
- Значит в садик уже ходит?
- Нет, пока бабушка есть и я. Она в садике постоянно болела, там же за всеми не уследишь. Дома ценнее.
Местные соки - прелесть. Особенно морковный и тыквенный. Заходит раскрасневшая Марина - она сегодня на смене. В её мягких руках - красный поднос. Фартук по традиции синего цвета. Если бы она вышла на улицу, то стала бы страной. Бело-сине-красной. Белого больше всего. Небо и земля - чистые и хрустят. Красные только руки и щеки.
- А ты, Тори, кашу не ела на завтрак? - спрашивает Марина.
- Я на молоке не люблю, а вообще я проспала. Бессоница у меня.
- Так мы же спрашивали - сказала бы, что не ешь.
- А не спишь почему? - в столовую зашла Валентина Михайловна, чей голос я слышала из спальни.
- Как-то не подумала, - ответила Марине, - Я болею. Без таблеток вообще не сплю, - было для Валентины Михайловны.
Помимо бессоницы, я совсем сбила режим сна. Ночью обычно пишу: вчера вот детские рассказы были, целых два за вечер. Время тут на два часа вперед от Москвы. Свои законы, я попала в их русло и теперь любые перемены даются с трудом.
- А что любишь?
- Гречку. Любую крупу, в принципе, главное, чтобы без молока и сараха в умеренном количистве, а лучше вообще без него. Белая смерть, говорят.
- У меня жена эндокринолог, Мы мучное и сахар не едим, - добавил Дмитрий.
Кажется, помимо вопроса с моим сном, который всё откладывается, сегодня решится еще и вопрос с завтраком. В таком случае, сегодня нужно лечь нормально, без рассказов.
- Всё понятно, сегодня гречку с яишницей закажу - будете?
- Да. - сказали хором.
- Дмитрий, вы знаете мне так плохо спалось вчера, что я ненароком услышала ваш, не совсем к столу будет сказано, но раз больше мы нигде не пересекаемся, храп. У вас кровать стоит головой к правой стене от входа?
Лицо до этого момента дажеизлучавшее удовольствия от смены рациона начало краснеть, несильно, но рыжие волосы подчеркивали каждый сосудик, который распалялся под тонкой и лоснящейся кожей лица.
- Да, я тебя понял Тори.
- Спасибо, за понимание, вы вчера, наверное, с Александром хорошо в домике посидели. Говорят, мужчины храпят, когда сильно устают.
Александр немного прыснул смехом, но потом посмотрел в сторону напротив сидящего Дмитрия и лицо приняло прежний вид.
- Не знаю об этом, ты бы подошла сказала вчера.
- Так поздно было, часа три ночи, ещё бы разбудила Григория или Рину.
- В любом случае.
- Тори, ты бы лично лучше Дмитрию сказала, - вставила Валентина Михайловна. Она ждала пока мы закончим, чтобы забрать тарелки и сидела за другим столом. На нашем красовалась клеенчатая скатерть, а там была приятная ткань и по размерам он был раза в два больше.
- А за этим столом тоже сидят?
- Да, когда большой компанией собираются или на праздник.
- У тебя же День Рожденье одинацатого числа, да? - обратился к карельскому писателю Александр.
- Да, заранее, конечно, не отмечают, но можно совместить с проводами, из музея позвать сотрудников. Там один мужчина нам может бешбармак приготовить, если мы на мясо скинемся.
- Можно - вставила я, - Нужно еще Григория оповестить.
Тут Александр снова засмеялся.
- А ты сегодня в ударе.