– На коньяк ты жизнь положил, – поправил его Альфрад. – И собираешься делать то же самое. Но я вечером вроде свободен.
Цефея посмотрела на Ника. Потом на Альфрада. Потом вспомнила свой курс, который вели эти двое полудурков – Ник с самого начала, Альфрад со второго соответственно. Вспомнила, как каждый у них на курсе (да и не только у них) мечтал закорешиться с двумя молодыми преподавателями. Подумала, что иметь хоть каких-то знакомых на новой работе – это, в каком-то смысле, здорово.
– Тоже никаких планов, – призналась она. Ник буквально просиял.
– Тогда я ближе к вечеру вас наберу! – он многообещающе подмигнул и хотел добавить что-то ещё, но уже, к сожалению, не успел.
Потому что прибыла Ева Риверс.
Глава 5
Цефея Еву Риверс помнила ещё по старому преподавательскому составу. Она была довольно негромкой и очень доброжелательной женщиной, к ней было не так страшно обращаться с какими-то своими студенческими проблемами, потому что госпожа Риверс никогда и никому не отказывала в совете; а вот что было действительно страшно – так это её злить. Когда госпожа Риверс была в ярости, у неё просто слегка опускались уголки губ и глаза делались страшными-страшными – по Академии ходило множество баек о том, что случилось со студентами, которые намеренно выводили её из себя, и, как ни странно, да… их никто не видел. Ни больше, ни меньше. Вообще.
В общем, госпожа Риверс не казалась примечательной, но была более чем запоминающейся; но даже в этом случае волнение произвёл не конкретно её приход, а сопряжённые с ними события, потому что если госпожа Риверс вошла в учительскую почти неслышно, то через три секунды дверь за ней с грохотом отружинила об стену – с такой сильной её отворили.
– Начинается, – пробормотал Нокс, отворачиваясь. Цефея попыталась послать ему вопросительный взгляд, но не успела, потому что если Альфрад отворачивался, то делал он это так же мгновенно, как и засыпал.
– Евочка, погоди! – за темноволосой женщиной буквально стелилось нечто неопределяемого пола, возраста и места жительства. – Евочка, ты не так поняла!
– Я, – сказала Ева. – Поняла, что если бы ты не переводил часы, то никому не пришлось бы сидеть тут и ждать тебя.
Голос у неё был тихий, но были в нём такие нотки, которые делали её слова отчётливыми. Как у Альфрада, подумалось Цефее, только мягче. Альфрад был монотонный и склоняющий ко сну, а о Еве можно было сказать, что голос у неё был… уютным, что ли?
– Извините за опоздание, – Ева слегка склонила голову; времена, когда надо было приседать в реверансе, давно прошли, но иногда она всё-таки забывалась. Но, конечно, не в этот раз.
Нечто, буквально волочившееся за госпожой Риверс по полу, внезапно стало обретать человеческое подобие. Выпрямилось, стряхнуло с пиджака пару невидимых пылинок, и, к своему величайшему удивлению, Цефея узнала в этом «нечто» почтенного господина ректора.
Почтенного, ага. Она вспомнила, как он разговаривал с ней тогда, когда предложил работу, сопоставила это с увиденным и ореол «почтенности», который априори окружал ректора в глазах студентов, стал потихоньку рассеиваться.
– Заканчивается, – ниоткуда не возьмись ниоткуда не взялся, потому что всё это время стоял рядом с ней, Альфрад.
И действительно, Ева повернулась, бросила один короткий взгляд на господина ректора, и тот сразу же посерьёзнел. Магическое преображение, не иначе.
Хотя, если учесть то, что возраст ректора был немногим меньше возраста самой Академии, а госпожа Риверс специализировалась на некромантии…
– Итак, – хлопнул господин Вольт Эскель, он же ректор, он же древняя развалина, привлекая к себе внимание. Хотя вот кем-кем, а древней развалиной его назвать можно было только в том случае, если догадываешься, какой по счёту день рождения он отмечает, потому что выглядел ректор где-то лет на сорок (у Цефеи очень плохо получалось определять возраст по внешности, потому что сама она была ходячей иллюстрацией того, насколько внешность может быть обманчива). Волосы у него были иссиня-чёрные, собранные в короткий хвост; у висков с обеих сторон серебрилось две седые прядки, причём седые основательно, на всю длину волос; подбородок был тяжёлым и слегка выдающимся вперёд, кажется, именно такие подбородки в художественной литературе принято именовать волевыми; глаза у него были вечно сощуренные, так что какого они цвета, Цефея представляла весьма приблизительно, но что они были тёмными – это можно было даже не угадывать. В одежде тоже преобладал чёрный цвет, но выделываться своим положением с помощью одежды ректор считал ниже своего достоинства – даже тогда, когда Цефея ещё была студенткой, он носил прямые чёрные брюки, рубашки тёмных оттенков, заправленные всегда только наполовину, и длинный чёрный плащ из какого-то очень тяжёлого и незнакомого Цефее материала. В общем, выглядел ректор как мечта.