- Поступила, - опять-таки, не стала отрицать очевидное, как и уточнять на какой конкретно факультет. Рано ещё признаваться, слишком много свидетелей рядом. Не ровён час, подслушают!
Даже вздохнула протяжно так, грустно, чтобы бабулю не огорчать, а возможно, что и не радовать раньше времени. Она единственная, кто меня всегда поддерживала и была против этого поступления. Если она будет слишком счастлива, то может вскрыться вся подноготная произошедшего. А, ведь, даже ректор, что греха таить, прекрасно сознавал всю щекотливость ситуации. Так же, ведь, факультет-то не назвал… хитрец.
- …Нет, нет, и ещё раз нет, господа! - оторвал меня от размышления о своём будущем нелегальном положении папочка. И о ком он сейчас так бурно вещает?
- Есть музыка с большой буквы. А есть, так себе… через пень колоду гоп-ца-ца, - великий творец пренебрежительно взмахнул своей аристократической дланью. – Пишут - как попало и что попало. Не напрягаясь, так сказать. Ни чувств тебе, ни изящных мелодий…
Никак, папаня за философствования взялся. Что ж, интересного мало. Каждый раз одно и то же, как третью рюмочку коньячка уговорит, так и начинается. Новые веяния – полный отстой. Современная молодёжь неуправляемые хамы и так далее и тому подобное.
Но в тот день он как-то свернул в сторону совершенно непредсказуемую и крайне для меня интересную.
- Вот говорят дружба, друзья верные хорошие… - горько воскликнул маэстро Нейо, уже прилично под шафе, - был у меня друг в студенческие годы.
О-о! Это, впрямь, что-то новенькое.
- Все пять лет мы были неразлучны, пылали одной страстью к высокому искусству, мечтали создать нечто особенное! – последние слова были произнесены с особенным надрывом.
Папуля оторвал-таки свой взгляд от скатерти, по которой вазюкал коротким наманикюренным ногтем, вычерчивая в расстройстве нотный стан.
- А потом? – спросила особо впечатлительная дама в бархатном платье.
- Потом?! – метнул в неё испепеляющий взгляд маэстро, будто это именно она была виновницей катастрофы. Та даже отшатнулась. Но гений смотрел в пространство, совершенно не замечая окружения. – Потом Килай Меринж возомнил себя великим воином и ушёл служить в Королевскую гвардию. Там он спутался с какими-то странными личностями, после войны путешествовал, сочиняя нечто, мало похожее на музыку.
Вот это было очень, очень интересно! Интересно и странно, ибо я слышала такое впервые, а папуля очень любил вспоминать свои молодые годы. Хм, и в свете новой информации, выходило так, что однобокость и недосказанность этих историй, мне не чудилась.
- Он предал не только нашу дружбу, - вскинул указательный палец рассказчик, - но самое кощунственное – он предал нашу мечту! Предал великую музыку!!!
О-о-о! Выходит, у моего драгоценного папеньки были когда-то и настоящие друзья, а не подпевалы, обожатели и прилипалы. И мой нынешний декан очень даже знаком ему. Значит, стоит срочно перебираться на кампус, чтобы меня не исключили «по собственному желанию» значительно раньше, чем началась сама учёба.
Гости заметно оживились. К таким откровениям мэтра они готовы не были, а он продолжал.
- И что вы думаете? – обвёл заинтересованную аудиторию возмущённый композитор, - в этом году я внезапно узнаю, что этот господин уже год, как стал деканом какой-то экспериментальной кафедры или факультета в нашей прославленной Академии! Пока старик Стефан не ушёл на покой об этой, с вашего позволения, сказать «новаторской» профанации – никто не слышал. Туда отправляли нерадивых, но талантливых учеников для исправления. Но Меринж посчитал иначе! Он сам теперь набирает учеников…
- А как же ваш друг, ректор? – спросил кто-то из гостей.
- Собелиус был расстроен не меньше меня! – воскликнул папуля, утихомиривая возмущавшихся ценителей прекрасного поднятой ладонью. – Но, что он мог сделать? Господин Меринж пользуется своими связями в верхах! Нагло и бессовестно попирает все законы…
На этой фразе мне захотелось вскочить и привести неопровержимые доказательства, что такое утверждение ложно. Ибо, разве находился бы факультет в таком бедственном положении, будь он настолько бесчестным?
Бабуля что-то такое в моём лице заметила, намерения предугадала и вовремя остановила, сжав мои пальцы в своём сухоньком кулачке.
- … ему - вы только представьте? – выделили отдельное, самое лучшее здание, с потом и кровью отбитое у Военной Академии «Армада»!
Ага! Сотню лет назад!
Так и хотелось съязвить: а видел ли драгоценный бичеватель это «лучшее» здание? Но я снова сдержалась, и снова благодаря бабуле.
- Дорогой, - внезапно прервала трагические излияния мамочка. И тон её был не просто недовольным, а леденящим! - Смею тебе напомнить, что мы собрались за этим столом для того, чтобы чествовать нашу дочь!
Когда мама говорила таким голосом, то, по словам самого папы - птицы с неба падали замороженными тушками – и он знал, что не стоит возражать – это грозит очень серьёзными неприятностями.
Гений встрепенулся, очнулся от своих горестных мыслей, улыбнулся слабой заискивающей улыбкой – был тут же прощён, и застолье продолжилось в прежнем ключе.