– Что это было?
– Меня будто швырнул кто-то, – сказал Айн, отряхивая одежду сзади. – Только я хотел сказать, что видно дело именно в тебе, а не в том, кто мы – конструкторы или деструкторы…
Гамаль осторожно протянула руку к часам и замерла.
– Нет, – сказала Гамаль. – Не могу. Меня тоже толкает.
– Интересно получается, – Сигма тоже протянула руку к часам и сопротивление под ее ладонями исчезло. – Гамаль, не убирай руку, пожалуйста.
Гамаль вздохнула, но оставила держать ладонь над циферблатом, как над костром.
– А что будет, если к вам добавится третий? – ехидно спросил Айн
– Не смей, – воскликнула Гамаль.
Но Айн, конечно же, не послушал. Он протянул руку и так же спокойно прикоснулся к поверхности часов, провел пальцами по циферблату. И вдруг замер.
– Вы слышите? Звук? Как будто кто-то стучится изнутри?
– Нет, – одновременно ответили девушки.
– А вы положите ладони.
Гамаль поморщилась, но опустила ладони на пыльную поверхность камня. Сигма тоже. Сначала она не чувствовала ничего, кроме ощущения пыли под пальцами и царапин на поверхности камня. А потом под ладонью толкнулось что-то, похожее на пульс. Вот только у камня не бывает сердца, – грустно подумала Сигма и вторую ладонь прижала к синей вене на запястье, чтобы посмотреть, не свой ли собственный пульс отражается от камня – мало ли из какого материала он сделан, мало ли что у него за свойства!
Конечно, они не совпали. Тот ритм, что ощущался из-под камня, был судорожным, будто кто-то задыхался после быстрого бега – вот-вот сердце не выдержит и остановится, споткнется и снова начинает стучать. Поначалу Сигма даже подумала, что и ритма никакого нет. Но через несколько циклов почувствовала его. Он был неравномерным, рваным, но он был. Аделаида, наверное, быстрее бы его уловила, вдруг подумала Сигма. И вдруг ее скрутило от страшной обиды – на Аделаиду, на Хачимицу, на декана, на Эвелину, на весь этот филиал. Сигма смотрела на ладонь Айна и вспомнила, как вела за руку Мурасаки из казино. Как он потом сказал – подстроилась под его пульс? Этот ритм, который был у нее под ладонью, под него можно подстроиться? Сигма даже не поняла, зачем это делает – чтобы отвлечься, чтобы не думать о Мурасаки, обо всем том, что она потеряла, что было ее жизнью. Надо заставить себя жить здесь, но не получалось, она отчаянно не хотела жить здесь, она хотела вырваться – туда, в мир, наружу, пусть даже в нем не было ничего материального, одни лишь вероятности, только пусть их будет больше, чем одна…
– Смотрите, смотрите, царапины зарастают, – закричала Гамаль.
Сигма посмотрела на камень. Он больше не был пыльным. Он был гладким, как будто его только что отполировали. И на нем выделялись белые, слишком белые, голубоватые даже, пальцы Айна – он вцеплялся ими в край циферблата.
– Айн, – позвала Сигма, – Айн, ты меня слышишь?
Айн открыл глаза и посмотрел на Сигму.
– Я знаю, о чем ты думала.
– Читаешь мысли?
– Я чувствовал. Это страшно. Это невыносимо.
Сигма отвела взгляд и посмотрела на Гамаль. Гамаль вежливо улыбалась. Перехватив взгляд Сигмы она пожала плечами.
– Не знаю, про что вы. Ничего я не чувствовала. Только этот стук, – она легонько начала стучать пальцами по поверхности, воспроизведя ритм.
Сигма смотрела на циферблат. Он был красивым, совершенно гладким, прозрачным внутри, но его зелень в центре уходила в глубокую черноту, которой точно не могло быть у основания часов. Как будто воронка провалилась куда-то далеко в пустоту. Сигме казалось, что и она сама проваливается в эту воронку, что нет границы между ней и этим непонятным пространством, что поверхность циферблата их не разделяет, потому что ее просто не существует. Сигма нырнула туда всем сознанием, как будто там, в этой воронке, был выход отсюда. Так иногда смотришь на пропасть под ногами и ощущаешь манящее желание шагнуть вперед. Только вместо Сигмы туда шагнула ее тоска и ее желание уйти. А Сигма осталась пустой, как стакан, из которого выпили всю воду. Сигма моргнула и посмотрела на циферблат. Что это было? Что это было с ней? Она ведь верила, что может сбежать отсюда через этот камень. По-настоящему верила. Даже больше – она почти сбежала. Но не получилось. Сигма еще раз с сожалением заглянула в черную воронку. А из нее всплывали желтые огоньки. Они поднимались к поверхности и искрами плавали у края циферблата. Чем бы ни были эти часы, кажется, теперь они заработали. Сигма выдохнула.
– Давайте уберем руки.
– Только все вместе, – быстро сказал Айн. – Раз. Два. Три.
Они одернули руки. Через несколько секунд волна света поднялась от циферблата, ударила вверх и рассеялась в сумерках. Это было красиво и почему-то очень правильно. Как будто все наконец встало на свои места.
Гамаль потерла щеку и рассмеялась.
– Ты всегда так вечера проводишь, Сигма?
Сигма с удивлением поняла, что чувство давящей несвободы ее оставило. Может быть, на время, может быть, оно вернется уже завтра. Но пока, без него, было намного легче.
– Спасибо, – сказала Сигма.
Айн вздохнул и посмотрел на Сигму с непонятным выражением лица.
– Что? – спросила Сигма. – Говори, а?
– Я бы хотел быть на его месте.
– На чьем месте? – сухо спросила Сигма.
– На месте того парня. Я даже образ его поймал.
– Не говори ерунды, Айн, – возмутилась Гамаль. – Телепатии нет. Много чего есть. А телепатии нет.
– Вот именно, – подхватила Сигма. – Но вообще, если хочешь знать, ты его полная противоположность.
– Это в чем же?
– Его все любят. А тебя все терпеть не могут.
Айн с изумлением смотрел на Сигму.
– С чего ты взяла?
Гамаль рассмеялась.
– Ты думаешь, тебя любят, да? Айн, ты смешной.
Сигма покачала головой.
– Айн, что-то мне подсказывает, что у тебя большие проблемы с теорией коммуникаций и еще большие – с практикой.
– Ну, можешь подтянуть меня по ней, я поговорю с Эвелиной.
Сигма невесело рассмеялась.
– Я откажусь, Айн.
– Откажешься от того, что тебе скажет делать Эвелина? – не понял Айн.
Сигма пожала плечами.
– Да, а что? Я не понимаю, почему я должна ее слушаться.
– Ой, Сигма, – Гамаль взяла ее за руку. – Эвелина страшная. Только кажется такой вот, студенткой. Она страшная.
Сигма легонько сжала ладонь Гамаль. Страшной была Констанция. Хотя теперь, наверное, даже и ее Сигма бы боялась намного меньше. Сигма еще раз посмотрела на циферблат часов – раз уж она привыкла называть их часами, пусть будут часами.
– Пойдемте ужинать, а то опоздаем, – проворчал Айн.
Глава 16. Срочное совещание
Констанция Мауриция всем своим видом выражала недовольство. Но высказалась только тогда, когда в зал для совещаний вошел декан.
– И для чего ты нас поднял рано утром?
– Или не дал лечь спать поздно вечером, – ворчливо добавила Беата.
Алия молча отсалютовала стаканчиком с кофе. Бертран поднял голову с подголовника кресла и открыл глаза. И только Джон с Истебаном улыбнулись и кивнули.
Декан прошел к красному креслу в центре и, прежде чем сесть, внимательно осмотрел всех кураторов.
– Констанция Мауриция, для начала я бы хотел узнать, знаешь ли ты, что происходит с твоим четвертым курсом.
– Все идет по плану, – самодовольно улыбнулась Констанция. – Весь четвертый курс активно прогрессирует и проходит следующую стадию активации, после того, как мы убрали Сигму. Второй курс тоже двигается вперед, потому что многие студенты второго курса были эмоционально завязаны на Мурасаки. Единственную тревогу вызывает Раст, на которого не распространяется бойкот Мурасаки, но это частная проблема и я ее решу.
– Не уверен, – сказал декан.
Констанция подняла брови.
– Не уверен, что я ее решу?
– Не уверен, что это частная проблема. Более того, я не уверен, что они не прошли активацию, ускользнув от твоего пытливого взгляда. Кто куратор Чоки?
– Я, – сказал Джон. – У него хорошая успеваемость. Звезд с неба не хватает, но рабочая лошадка. Такие нужны.