Женщины заахали, загомонили. Все знали о беде травницы, жалели добрую женщину.
– Не перепутала ли чего? Сильная знахарка Доброведа, из окрестных селений к ней на леченье возят. Может, с соседней волости дитя-то? – спросила одна из женщин.
– Я и в соседней волости всех наперечёт знаю! – гордо подбоченилась Устинья.
Женщины прыснули. Это точно, от длинного языка рассказчицы и в княжьем городе не спрячешься, везде достанет.
– Ну, так может ещё откуда...
– Говорю я вам, бабоньки, неживая она. Бледная, словно снег. Как есть покойница али чудь лесная, неведомая. Тут уж не пойми, что лучше.
– К Доброведе здоровых не приносят. От хвори какой бледная поди? Нужно провожатых расспросить, что и как.
– В том-то и дело! Нет при девчонке никаких провожатых, крадучись её Доброведа из лесу принесла, в самый разгар Русальих недель! Нельзя духов лесных за черту обережную пускать. Лихом для всех обернётся такая «гостьюшка»! Как начнут дети да скот умирать, помянёте ещё мои слова!
– А вдруг и правда? – засомневалась часть женщин. Доброведу, конечно, жалко, да своя рубашка всяко ближе к телу. Устинья права – время сейчас зелёной братии проказничать. Как бы чего не вышло.
– А мать старосты, Бояна, сказывала, что при её юности люди не боялись духов леса. Многие их видели, дарами обменивались, уважали. И те никогда не обижали понапрасну. А в трудное время и помочь могли, – задумчиво произнесла молоденькая Веся, жена кузнеца.
– Сказки это всё! Небывальщина! Сколько парней, им доверившись, сгинуло во лесах в Купалью ночь? – настаивала на своём Устинья, наступая на посмевшую возразить как коршун на цыплёнка.
– Будто ты сама видала, что произошло, – пробормотала, теряясь от такого напора, Веся. Молодица она скромная, в споры ввязываться не любила. К тому же добрые сказки Бояны были ей больше по сердцу злых речей Устиньи. Может, наивная она, жизни не знает, а хочется верить в чудеса и что мир – добр.
– Я, может, и не видала, да люди понапрасну болтать не станут! Вот давеча собирался на ярмарку народ …
И Устинья принялась рассказывать одну из своих излюбленных страшилок, как напал на торговый обоз некто в лесу.
Веся смолчала. Думалось ей, что лесной народ, как и человечий, запросто так нападать не станет. Может, повод там какой был. Только это всё её мысли, доказать которые нечем.
Жаль было ей добрую травницу. Может, потому, что горе общее у них: два круга Веся замужем, а детишек нет. Разве понять, каково это, таким как Устинья? Вредная баба сердца не имеет, ради возможности свою важность доказать растопчет любого, кто слабее. Да не одна выступает, сперва с три короба наврёт, чтобы заручиться поддержкой. Так своего добиваться вернее. Что сможет противопоставить одинокая Доброведа, тем более с дитём на руках, перепуганной хитрой сплетницей толпе? К Бояне нужно бежать, пока не случилось беды! Авось подсобит.
Молодица тихо выскользнула из гомонящей женской стайки и поспешила к дому старосты, что стоял посреди селенья, от колодца недалече. Был то просторный терем, втрое больше Весиной избушки. Оно и понятно – для большой семьи строил Велемил. Было у старосты уже трое детей, и останавливаться на достигнутом они с женою не собирались.
Ей повезло, хозяина дома не оказалось, дверь отворила его мать Бояна, укачивая на руках младшего внука. Где-то в глубине возилась со старшими её сноха Беляна, молодица ласковая, приветливая со всеми. Такой и положено быть супруге старосты.
Мать же Велемила была другой. Высокая, худая, загорелая чуть ли не дочерна; посеребрённые сединой косы выглядывали из-под вольно наброшенного платка. На лице морщинки, а глаза молодые, цепкие.
Поклонилась ей кузнецова жена, да и зашептала о деле своём. Бояна выслушала внимательно, передала ребёнка снохе и поспешила с Весей к избушке травницы.
Тем временем галдящая свора женщин, побросав вёдра у колодца, неслась на просторную луговину у реки, где староста руководил покосом. Был это крепкий красивый мужчина средних лет, с роскошной шапкой русых кудрей, пышными завитками усов и окладистою бородою, за коей тщательно следил. Одет в простую рубаху для работ. Однако и она, и порты были изо льна высокого качества, выдавая богатое положение хозяина. Рукава и горловина украшены обережной вышивкой.