Прежде разрушавший все его умственные постройки страшным вопрос: зачем? теперь для него не существовал. Теперь на этот вопрос – зачем? в душе его всегда готов был простой ответ: затем, что есть Бог, тот Бог, без воли которого не спадет волос с головы человека.
После «очищения» Пьер как личность становится бесцветным. В эпилоге романа он глава патриархальной семьи, пользуется всеобщим уважением и находится под башмаком у жены. Правда, кроме семьи в его жизни существуют еще и цели идейного характера, однако изменений в структуру его личности они не вносят.
В очищении Пьера, в его христианском просветлении удается распознать черты, которые некоторое время спустя проявились у самого Л.Толстого. В лице Пьера писатель безусловно хотел показать не своеобразие личности, а представить этапы эволюции собственного мировоззрения. Подтверждением этой мысли может служить и вторая часть эпилога романа: Л.Толстой отодвигает в сторону всех своих литературных героев и на протяжении 50 страниц только излагает свои философские и научно-исторические взгляды. С подобным подходом мы уже сталкивались при описании Левина в «Анне Карениной».
Однако все философские рассуждения романиста меркнут перед психологическим значением его творчества. Разумеется, это психологическое значение нельзя сводить к яркому изображению типического. Истинного психологического величия писатель достигает тогда, когда он проникает в глубины душевных движений героев, раскрывает взаимосвязи между движущими силами и изображает их с тонкостью, которая дается только великому художнику. Вспомним, как живо воспринимаем мы тяжелые душевные потрясения, выпавшие на долю Анны Карениной. В качестве примеров можно привести очень сильную сцену встречи Анны с сыном Сережей, описание душевного состояния Пьера после дуэли с Долоховым, потрясает описание душевного состояния Ростова после его крупного проигрыша. А вот еще пример, быть может, не столько глубины психологического проникновения, сколько чрезвычайной тонкости его: я имею в виду описание того, как Пьер, все больше влюбляясь в Элен, становится неспособным увидеть ее глупость. Параллелью может служить влюбленность Наташи в красавца Анатоля, хотя она и обручена с князем Андреем.
Особенно правдиво описывает Л.Толстой состояние княжны Марьи в дни, когда ее отец при смерти. Искренняя любовь к отцу, которая, несмотря на его тиранию, всегда жила в ее душе, не могла подавить «бесовского желания», чтобы поскорее настал конец. После этого обычно следовали ужасные угрызения совести. Такие чувства сменяли друг друга, пока смерть отца не положила конец столь мучительному состоянию. В описании бессилия личности перед атаками противоречивых чувств ярко выражена глубина психологической правды.
Л.Толстой с особой остротой проникает в то, что не проявляется на поверхности, в то, что люди охотнее всего скрыли бы вовсе. Приведу пример из «Анны Карениной». Николай Левин умирает. Общее мнение окружающих, что любящий брат Константин полон сострадания к нему, что он погружен в размышления о таинстве смерти. Некоторое время так оно и было. Но на длительный период времени человека не хватает на подобное сострадание, независимо от того, плох он или хорош. Сострадание к другому даже у самых лучших людей постепенно вытесняется повседневными делами и заботами сугубо эгоистического плана (с. 436):
С рукой мертвеца в своей руке он сидел полчаса, час, еще час. Он теперь уже вовсе не думал о смерти. Он думал о том, что делает Кити, кто живет в соседнем номере, свой ли дом у доктора. Ему захотелось есть и спать. Он осторожно выпростал руку и ощупал ноги. Ноги были холодны, но больной дышал. Левин опять на цыпочках хотел выйти, но больной опять зашевелился и сказал:
– Не уходи.
Левин действительно любил своего брата, несчастье, постигшее Николая, было для него большим горем. Но когда ему пришлось часами просиживать у постели умирающего, то появились мысли, кажущиеся крайне неуместными в связи с чьей-то близкой смертью и все же вполне естественные для человека. Л.Толстой ничего не приукрашивает и не скрывает, он открывает нам как бы трепет души человека, интересующий писателя, пожалуй, больше, чем тот или иной тип личности (с. 437):
Все одного только желали, чтобы он как можно скорее умер, и все, скрывая это, давали ему из склянки лекарства, искали лекарств, докторов и обманывали его, и себя, и друг друга.
Толстому известны те процессы, которые происходят у порога сознания, так как человек избегает пропускать их через сознание чаще всего из нежелания или боязни нанести удар по самоуважению. В этом смысле исключительно сильное впечатление производит один момент в романе «Война и мир». Каратаев и Пьер Безухов попали в плен к французам и «отступают» вместе с врагом. Если кто-либо из истощенных русских не в силах двигаться далее, его пристреливают (с. 491):
Каратаев смотрел на Пьера своими добрыми круглыми глазами, подернутыми теперь слезою, и, видимо, подзывал его к себе, хотел сказать что-то. Но Пьеру слишком страшно было за себя. Он сделал так, как будто не видел его взгляда, и поспешно отошел.
Когда пленные опять тронулись, Пьер оглянулся назад. Каратаев сидел на краю дороги, у березы, и два француза что-то говорили над ним. Пьер не оглядывался больше. Он шел, прихрамывая, в гору.
Сзади того места, где сидел Каратаев, послышался выстрел. Пьер слышал явственно этот выстрел, но в то же мгновение, как он услыхал его, Пьер вспомнил, что он не кончил еще начатое перед проездом маршала вычисление о том, сколько переходов оставалось до Смоленска. И он опять стал считать. Два французских солдата, из которых один держал в руке снятое, дымящееся ружье, пробежали мимо Пьера. Они оба были бледны и в выражении их лиц – один из них робко взглянул на Пьера – было что-то похожее на то, что он видел в молодом солдате на казни. Пьер посмотрел на солдата и вспомнил о том, как этот солдат третьего дня сжег, высушивая на костре, свою рубаху и как смеялись над ним.
Собака завыла сзади, с того места, где сидел Каратаев. «Экая дура, о чем она воет?» – подумал Пьер... Вглядевшись ближе, Пьер узнал лиловую собачонку, которая, виляя хвостом, сидела подле солдата.
– А, пришла? – сказал Пьер. – А, Пла... – начал он и не договорил. В его воображении вдруг одновременно, связываясь между собой, возникло воспоминание о взгляде, которым смотрел на него Платон, сидя под деревом, о выстреле, слышанном на том месте, о вое собаки, о преступных лицах двух французов, пробежавших мимо его, о снятом дымящемся ружье, об отсутствии Каратаева на этом привале, и он готов уже был понять, что Каратаев убит, но в то же мгновение в его душе, взявшись Бог знает откуда, возникло воспоминание о вечере, проведенном им с красавицей-полькой, летом, на балконе его киевского дома.