— Нет, не будут. Я не буду счастлива. Я буду очень зла, что в мою частную жизнь снова вторгаются.
Она посмотрела на меня с сожалением, как будто сочувствовала, но в данных обстоятельствах она мало что могла сделать.
— Я уверена, что это продлится всего неделю или около того. Как только твой отец привыкнет к тому, что ты снова здесь, в таких вещах не будет необходимости. Просто дай ему время привыкнуть к этому, и все будет хорошо, Пресли. А пока, увидимся в восемь, хорошо?
И она пришла ко мне в спальню в восемь, как и обещала. Я пережила унижение, когда она вошла в мою комнату, украдкой оглядываясь по сторонам, вероятно, в поисках острых предметов, которым не место в комнате подростка, недавно попавшего в больницу с перерезанными запястьями. Она вела вежливую беседу в течение десяти минут, неловко спросила меня, планирую ли я скоро лечь спать, на что я ответила, указав на свою пижаму, а затем она ушла.
Мне потребовалось десять минут, чтобы переодеться, нанести немного подводки для глаз, туши, блеска для губ, а затем я вылезла через окно на крышу. Потеря моей комнаты на том же этаже, что и Кэрри и Элоди, была ударом, но теперь, когда у меня есть причина сбегать из академии, я внезапно перестала злиться. Падение с крыши за окном моей спальни вполне преодолимо. Я едва замечаю укол боли в лодыжках, когда приземляюсь. Тем не менее, делаю мысленную заметку для себя, что мне нужно больше сгибать колени, когда буду прыгать в будущем. А потом я сбегаю.
Слишком опасно огибать здание и хватать машину, оставленную для меня папой, — меня точно поймают, если я это сделаю, — поэтому я бегу через лужайку перед домом, цепляясь за тени, пока не достигаю конца здания, а затем пригибаюсь, мчась к деревьям.
Меня никто не видел.
Никто не выбегает из академии, крича мне, чтобы я возвращалась внутрь.
Я в бегах, и свобода, которая приходит ко мне с этим знанием — пьянящая и мощная вещь. Как только я больше не вижу Вульф-Холл, выхожу из-за деревьев и вместо этого выбираю дорогу, иду вдоль асфальта, а вокруг меня поет ночь. Рев цикад почти оглушает меня, пока я спешу вниз с горы. Когда подхожу к входной двери Бунт-Хауса, на часах восемь сорок пять, и я вся липкая от пота. Мои волосы прилипли к затылку, и я не чувствую себя такой свежей, как тогда, когда выпрыгнула из окна своей спальни.
Пакс очень четко объяснил, что я должна делать, когда доберусь до дома. Он сказал входить и идти прямо в его комнату, что гораздо лучший вариант, чем стучать: я не хочу иметь дело с унижением от Рэна или Дэша, открывающих дверь, это точно. Но я наполовину ожидаю, что входная дверь будет заперта, когда кладу ладонь на нагретую металлическую ручку и нажимаю на защелку.
Она не заперта. Теперь, когда я подошла так близко, она даже не закрыта как следует. Она приоткрыта крошечной керамической птичкой, зажатой между дверью и рамой. Странно. Когда беру ее в руки, я вижу, что она покрыта паутиной крошечных трещин, окрашенных в золотой цвет. Это прекрасно. В этом есть что-то смутно знакомое…
Когда толкаю дверь и вхожу внутрь, я сталкиваюсь лицом к лицу с тем, кого я не ожидала увидеть здесь сегодня вечером.
Элоди.
Моя подруга стоит в коридоре, одетая в самую короткую юбку, какую только можно вообразить, ее темные волосы собраны сзади в косички. Ее футболка совершенно прозрачна. Когда она видит меня, ее лицо становится ярко-красным.
— Прес? Как… что… что ты здесь делаешь?
Я ужасная лгунья. Действительно ужасная. Или… Наверное, я была такой раньше? Не теряя ни секунды, я говорю:
— Пакс и я работаем над проектом. Мы учимся вместе.
Нет смысла спрашивать ее, что она здесь делает. Я бы сказала, что это довольно очевидно. Похоже, Элоди совсем не верит моим объяснениям, но слишком смущена тем, что ее соски видны сквозь рубашку, чтобы подробно расспрашивать меня.
— Ох. О, круто. — Она небрежно складывает руки на груди, прикрываясь. — Хорошо. Я надеюсь, он не будет мудаком, — бормочет она.
Я пожимаю плечами.
— А когда он им не был?
— Это точно. Я, э-э-эм… Я просто жду Рэна. Он отъехал, чтобы достать немного…
— Мороженого, — произносит голос позади меня.
Это, конечно же, Рэн, держащий в руках коричневый бумажный пакет с продуктами. Я даже не слышала, как он подъехал. Он проскальзывает в дверной проем, пинком закрывая дверь за собой, без особых усилий освобождая меня от маленькой керамической птички, когда проходит мимо меня и направляется через фойе. Одетый с ног до головы в черное, с мокрыми волосами, спадающими на глаза, он целует Элоди в макушку, вкладывая маленькую птичку ей в руки. Она поднимает на него глаза, внезапно перестав смущаться. На самом деле, я единственная, кто смущена, когда они обмениваются долгим взглядом, глядя друг другу в глаза. Многое проходит через них в этом взгляде. Целые цивилизации поднимаются и падают, а вселенные рассыпаются в прах за то время, которое проходит, пока они молча улыбаются друг другу. Я чувствую себя неправильно, просто наблюдая за его интенсивностью.