- Тогда до встречи, Елизавета. У дверей Главпочтамта ровно в девять.
- До встречи, Ярослав.
Когда он вешает трубку, мне хочется зашвырнуть свой телефон в стену. Но я только медленно выдыхаю и иду к кулеру за водичкой.
5. "Наглость - второе счастье"
О московских пробках не говорил, пожалуй, только ленивый. Если подходить к ним с позиции внешнего наблюдателя, то они что-то вроде видимой из окна квартиры толкотни на рынке в воскресный день, - не докучают и ладно. Просто существуют. Но когда ты сам заточён в такой пробке и только и делаешь, что едешь пару метров и останавливаешься, затем едешь пару метров и останавливаешься, потом едешь пару метров и останавливаешься и снова едешь пару метров и останавливаешься, при том, что куда-нибудь опаздываешь, московские пробки воспринимаются, как окружающее тебя абсолютное зло. Причём именно окружающее тебя. То, что ты тоже вложился в создание этого затора - при нарастающем из-за подобной езды раздражении совершенно не учитывается. Нет, это другие, вот все они, обезличенные серые фигурки в автомобилях - создали тебе проблему, заполонив собой твою дорогу, а ты тут вообще ни при чём, ты просто жертва обстоятельств, столкнувшаяся с наглым произволом и бессильная против безмозглой толпы. Постепенно ты доходишь до стадии кипения, ну, а затем, когда уже стопроцентно опоздал и шансов приехать вовремя нет абсолютно никаких, немного расслабляешься и принимаешься мыслить философски. Можешь даже послушать радио "Джаз", например. А почему нет? Всё равно ведь уже усё пропало, шеф.
У Семёна Слепакова среди обилия его замечательных песен есть вещь под названием "Вот поэтому мы все в Москве такие злые" и нередко, в моменты, когда стояние в пробке слишком уж затягивается и грозит нарушить мои планы, я включаю её и громко подпеваю Семёну в салоне, постукивая пальцами по рулю. Немножко залихватского мата среди моря эмоционального стёба и вот уже я чувствую, что как минимум не одна страдаю от того, что многие люди в густозаселённой Москве, так же, как и в других городах, начинают и заканчивают работу в примерно одно и то же время.
Но сегодня вечером меня не расслабляет даже это. Потому что на часах без пяти девять, а ехать мне ещё минут пятнадцать, не меньше. Это при том, что вышла я с учётом возможных пробок - значительно загодя.
И даже больше, чем сам факт опоздания на встречу, которую я мысленно старательно позиционирую, как деловую, меня напрягает то, что я, согласно этикету и элементарной вежливости, ну просто обязана предупредить господина Окулова о том, что задерживаюсь. А это значит, что мне надо позвонить этому богатому павлину, который, похоже, считает себя дико остроумным парнем.
Ловлю себя на мысли, что во время слушания долгих гудков, отчего-то прихорашиваюсь, дуя на непослушный локон и заправляя его за ухо.
- Да, Елизавета, слушаю вас.
"Ты ещё постони мне в трубку, гиперсексуальный ты наш баритон!"
- Ярослав, я, к сожалению, задерживаюсь. Стою в пробке.
- Ничего, я подожду. Через сколько вы примерно будете?
"Откуда мне знать? Спроси что-нибудь полегче, а?"
- Честно говоря, сложно сориентировать точно. Приблизительно минут через десять-пятнадцать буду на месте.
- Окей, годится.
"Выдыхай, бобёр", - говорю я себе, после того, как он отключается. - "Всё нормально".
Но, разумеется, я всё равно порядком напряжена. Учитывая наше общение, тому есть целая масса причин, но главное - я совершенно не понимаю формат предстоящей встречи. Что-то уж очень сильно оно смахивает на свидание...
Приезжаю я в пятнадцать минут десятого, чуть позже, чем пообещала, что, по понятным причинам, абсолютно не добавляет мне спокойствия. Паркую машину на стоянке и бодренько цокаю каблуками по влажному асфальту в сторону здания Главпочтамта на Тверской, 7. Смотрю через узенький Газетный переулок на обожравшийся посетителями и выплёвывающий пачками их наружу Макдак и уже боюсь. Ярослав - страшный человек, если всерьёз хочет идти туда для обсуждения инвестиций в сотни миллионов рублей. Нет-нет, я ничего не имею против того, чтобы перехватить иногда пару бургеров, но в данных обстоятельствах, боюсь они в меня не полезут.
Вон он. Стоит, переливается улыбкой, как выхлоп радужной пони. Весь такой деловой и стильный, ухоженный и красивый, уверенный в себе обаяшка. Хозяин жизни на пике успеха. Венец московского бизнеса. Обладатель ценных бумаг и недвижимости. Держит руки в карманах незастёгнутого чёрного полупальто, отороченного чёрным блестящим мехом. Перебирает там, поди, голубые фишки. И снова не при галстуке. Всё нараспашку. Душа-человек. Белоснежный кокетливо волнистый воротник рубашки, с треугольничком загорелой кожи под волевым гладковыбритым подбородком. Сказка, а не мужчина.