— Нет, ну почему мне никогда не дают посидеть, что студенты на парах, что вы сейч…
Договорить профессор не успел, потому что споткнулся. Сам не понял, обо что: ни то о ковер, ни то об упавшую книгу, но не столь важно. При каком-нибудь другом раскладе событий этого не произошло бы, но все случилось, как оно есть.
Грецион устремился в полет — маленький и несуразный, как у белки летяги, которая, откровенно говоря, вообще-то пикирует, а не летит. Ну и Психовский в некотором плане пикировал вперед и слегка вниз брошенным в мишень дротиком.
Так вышло, что профессор налетел прямо на стоящего атланта. Но тогда скорость Грециона уже изрядно снизилась, и он лишь легонько ударился лбом о голову еще не настолько прекрасного юноши.
Но этого было вполне достаточно — на лбу атланта проступил то же знак, что до этого, и тогда…
Грецион Психовский все увидел.
Это была картина ощущений, не связных между собой чувств, вместе объединяющихся в образную, почти галлюциногенную картину — но профессор мог поклясться, что в мозг вмонтировали проектор, и перед глазами замерцали картинки некачественного, стертого и слегка артхаусного, но все же кино.
Вокруг колыхалось похожее на воду ощущение, прохладное и мокрое, которое очень скоро стало расфокусированной картинкой. Перед профессором раскинулся город — сознание Грециона будто бы окутало Атлантиду, набросило ментальною сеть сверху и слилось со всем окружением, воспринимая происходящее как с высоты полета, так и изнутри, глазами атлантов.
В центре мерцала огромная стеклянная пирамида, вокруг которой раскинулись обелиски. По бокам, на центральной дороге к храму-пирамиде, стояли постаменты с отколотыми фрагментами. На мгновение Грецион поймал ощущение еще более далекого прошлого, и перед глазами нарисовались статуи хтонических, словно ацтекских, божеств. Но видение мгновенно развеялось — сейчас тут ничего такого уже не было.
Грецион зашагал к пирамиде, потянулся к ней сознанием, скачком достигнув цели. В момент перехода все вокруг смазалось в несвязное каля-маля, но теперь вновь вернулось в прежнее состояние, заиграв образами.
Внутри пирамиды стояли фигурки атлантов, явно что-то шепчущие — с их размытых уст срывался золотистый пар, ползущий вверх, к вершине пирамиды, и выходящий за ее пределы. Психовский ощущал какую-то невероятную силу в этом пару, в этих визуализированных словах, но не понимал ее сути до конца.
Картинка снова замерцала. Профессор увидел уже другое, словно взмыв вверх, в вакуум, где четко виделось лишь одно — огромные, хтонические существа, вокруг которых вилась золотая дымка, душили себя, пробивали грудь руками, а их титанические туши с брызгами падали, утопая в лужах собственной крови.
Профессора вновь выкинуло в стеклянную пирамиду, где шептавшие над алтарями атланты разошлись к стоявшим там животным, на которых откуда-то сверху, из-за грани миров стекала кровь. Жрецы — Грецион уже после предположил, что это были именно они — подождали и начали зарезать животных.
Дальше все случилось в перемотке, еще больше смазавшей происходящее — туши разделали и, не готовя, принялись жевать, притом не только тут. Все атланты подходили к пирамиде, чтобы отведать мяса, а для тех, кто этого сделать не смог, угощение разнесли по всем домам этого города-государства.
Атланты ели — профессору это виделось в укрупненном варианте, — жевали мясо чавкая, пачкая свою белоснежную одежду стекающий вниз кровью с примесью чего-то не от мира сего.
Полотно из ощущений вдруг с треском порвалось, все свернулось в черную воронку, и видение кончилось, развалившись на ниточки ощущений.
Когда Грецион, тяжело дыша, пришел в себя, а сознание его затвердело и вернулось в привычную реальность, он смог сказать только одну фразу, бесконечно описывающую весь спектр эмоций:
— Твою то ж мать, — выругался Психовский. Для закрепления результата, профессор повторил: — Твою то ж мать.
Часть вторая
Седьмая корона, третья Атлантида
Если мы принимаем во внимание, что ни один философ так и не смог нормально объяснить, что такое сверхчеловек, очень легко наклевывается вывод — а надо ли оно нам, к этому абсолюту стремиться? Потому что, оказавшись на самой высокой ступеньке, идти уже некуда. Остается либо стоять на месте, либо лететь в пропасть, либо биться головой в потолок, который еще вчера казался таким высоким. Короче, та еще проблема.