— А те первые? Которые появились совсем рано?
— Думаю, что нет, они в некотором роде оригинальные. Просто ушли в нематериальны пласт с задержкой, стали сверхлюдьми позже. И еще помнили, как выглядели их прекрасные тела, — щелкнула металлическая крышечка — профессор открыл новую бутылку. — И мне все это не нравится. Мне не нравится, что они решили вернутся. Не нравится, что собираются заменить нас. Не нравится, что просто стоят и молчат. В конце концов, не нравится, что они могут встать на мое место. Да и вообще…
Профессор разорвал фразу, жадно глотая воду из бутылки — надо отдать ему должное, намека на то, что по усам-бороде потекло, а в рот не попало, даже не промелькнуло.
— Хуже ничего произойти просто не могло, — сказал Грецион в этом оттиске и бесчисленные Греционы во всех других, но совсем об иных событиях — как минимум один из них при этом поправил слезшую на подбородок маску.
— Я думаю, ты не просто так решил мне все это рассказать, — просипела медиум-ведьма.
— Тебе было интересно, я уверен. К тому же, ты у нас эксперт по бестелесным сущностям. Мне нужно твое мнение.
— Я скажу, но тебе не понравится, — вздохнула Карла Рудольфовна.
— Да давай, чего уж там.
— Они не уйдут, Грецион. Просто так — уж точно нет. Сверхлюди, дорогой мой, добиваются своего — а эти, видимо, хотят начать все сначала.
— Не совсем понимаю ход твоих мыслей, — признался профессор.
Из динамика вылетел противный звук: что-то зашуршало и, очевидно, задвигался стул.
— А вот у них и спроси, — чуть приглушенно ответила госпожа Шпицц.
— Если бы. У меня тут для них целый мини бар минус две бутылки, пусть заходят. Но они молчат и стоят на месте, ну или сидят с тобой на рандеву.
— О нет, Грецион, — было слышно, как медиум шаркает ногами. — Уже встают и двигаются.
Как только атлант задвигался, задергал конечностями как марионетка на ржавых шарнирах в руках пьяного кукольника, Хуан рванул вон из кабинета, вылетев в коридор. Мгновенно сбежав по лестнице и вызвав тем самым уйму вопросов у персонала и пациентов, испанец вылетел на улицу, чуть не пробив стеклянные двери.
Там ничего не поменялось: не случилось апокалипсиса, солнце не приобрело зловеще-красный оттенок, земля не разверзлась, в небе не летали огромные пирамиды.
Но стало безумно холодно — мерзлота пришла словно с некой другой стороны, будто сквознячок, залетевший в нашу реальность через приоткрытую дверь. Холодок плеткой бил по телу, и Хуан пожалел, что надел шорты — ноги колотило. С утра мысль натянуть штаны показалось бы абсурдной, солнце шпарило чуть слабее обычного, но все же шпарило, а теперь тело пробирало и покалывало.
Хуан забегал глазками вокруг, сканируя территорию — не заметив поблизости инородных сущностей, Альтерего двинулся вперед по улице маленькими шажками, словно ступаю по тонкому льду. Испанец вроде уже успокоился, только внезапный морозец щекотал нервы, да и солнце, как Хуану показалось, стало каким-то тусклым и холодным, будто светившим через такой специальный фильтр, который используют киношники.
Но недолго музыка играла — выйдя на более людную улицу, Хуан почувствовал покалывающий с новой силой холод. На этот раз, это точно было нервное.
По улице ходили атланты. Они отрывались от тех точек, где до того момента неподвижно стояли, и пытались шевелиться, не помня, как это делать. Они хотели скользить, будто слегка паря над землей, но у них не выходило: все движение приобретали механический характер, и то не до конца отлаженный.
Но они ходили — вот что пугало. Появлялись вновь на месте очередных людей, заменяя их собой и начинали шевелиться, излучая неестественный холод.
На Хуана тысячекилограммовым грузом давила мысль, что его тоже заставят уступить свое место атлантам — все из-за чертовых глаз. А ведь он мог просто ходить по пляжу и ловить удачу, или скупать лотерейные билетики, а не все это.
Но если Альтерего знал, какую угрозу могут представлять атланты, то все остальные — просто случайные прохожие — не понимали, что перед ними, и с интересом и присущей всем людям опаской смотрели на пришедших, задним числом наверняка думая, что где-то открылся фестиваль очередных чудаков, и кто-то просто очень хорошо подготовился.
Хуан встрепенулся, когда ему на плечо легла чья-то холодная рука. Испанец очень, очень не хотел оборачиваться, но ему пришлось — он знал, что пожалеет, и очень пожалел.