Над головой собеседника Грециона появился стеклянный обелиск — похоже, нематериальный — и засветился. Хуан кинулся на землю, словно заслышав «ложись!», свернулся калачиком. Профессор взглянул вдаль — несколько человек с аквамариновыми глазами уступили свое место новым атлантном. Им с Альтерего пока везло.
Психовский встал.
У него оставался только один, старый-добрый дедовский метод, который наверняка, на сто один процент не сработал бы, но больше делать оставалось нечего. Нужно было попробовать, и Грецион решил подойти к последней попытке с чувством и толком. Может, даже с расстановкой. Уж если он и станет строительным материалом для тела какого-нибудь очередного атланта, то сделает это красиво.
— Вы сожрали своих богов.
— Мы освободили себя от глупого идолопоклонства, — парировал прекрасный юноша.
Профессор медленно шагал к атланту. Тот же, наоборот, стоял на месте.
— Вы обманули их мантрой.
— Мы очень долго выпытывали ее у индусов.
— Это ваше самое страшное преступление…
— И не единственное. За нами их много. Мы не жалеем. Цель оправдывает средства. Мы достигли того, чего никому более не удавалось.
Психовский подумал: «Ну да, разве только Будде», но сказал совсем другое:
— И потому решили вернуться, да? Отличное решение. Значит, вам не понравилось.
— Нет. Мы хотим сделать это еще раз. Повторить опыт и вновь достичь совершенства…
— Вы не можете достичь его, когда уже совершенны, — Психовский вплотную подошел к атланту, почти ноздря в ноздрю.
— Вы можете залезть в мою голову и узнать все.
— Нет, мне хватило, — натянуто улыбнулся Грецион и тут же сменился в настроении. Профессор хлопнул в ладоши — прямо как на лекции. — Так, в общем, я очень рад за вас, что вы решили вернуться. Находились по краю, между адом земным и раем… простите, меня потянуло на песни.
Хуан, все еще лежавший, но подглядывающий за происходящим из своего импровизированного укрытия, совсем не понимал, что это профессор так весел. Вывод напрашивался только один — старик спятил, и скоро Альтерего наступит конец.
— Но, — профессор поправил бейсболку. — По-моему вы, сверхчеловеки, не учли одну важную вещь.
— Расскажите же нам.
— С материальным миром приходит и боль. Добро пожаловать, рады вас видеть!
Грецион Психовский размахнулся, как только мог, и ударил атланта кулаком в живот.
Это было все равно, что вмазать по старинной керамической вазе, собранной из найденных в какой-нибудь китайской провинции осколков, которые только-только смазали клеем — он еще даже не успел схватиться.
Материальная форма атланта затрещала по швам, но проблема была не в этом — по телу, недавно вновь обретенному, пронеслось ощущение, словно все внутри разрывает осколочной гранатой, и кусочки хрусталя наполняют нутро, раздувая его изнутри.
Прекрасный юноша деформировался — правда, очень медленно начал возвращать былую форму. Атлант тяжело задышал, не разгибаясь — удар Грециона даже не скрючил его, а словно переломил пополам, сложив в два раза. Психовский, конечно, боксером не был — но силы хватило.
— Что это такое, — просипел юноша. — Почему это так… плохо.
— О, — хмыкнул Психовский, надвигая бейсболку на лоб. — Мы называем это болью. Еще раз здравствуйте!
Грецион нанес второй удар.
— Мне это не нравится.
— Еще бы, — фыркнул профессор. — Просто сверхлюдям надо думать, прежде чем возвращаться сюда. Хотите — оставайтесь, тут такое каждый день.
— Это же вечные страдания…
— О, тут наши точки зрения слегка расходятся, — Психовский заглянул в аквамариновые глаза согнутого атланта. — Достичь совершенства — вот это вечное страдание.
Отделившись от скорлупы метрии и пустившись в свой бесконечный вояж по бестелесному, став сверхлюдьми, атланты за столько лет забыли, что такое боль — да и другие ощущение были им чужды. Потому что там, за дверцей этого приоткрытого вселенского холодильника, из которого теперь веяло морозцем, все работает по-другому, и чувства — если они есть — совсем иные.
Боль Алтлантам не понравилась.
— Тогда мы снова станем сверхлюдьми, — не сдавался юноша, потихоньку разгибаясь.
— Тогда удачной вам боли каждый день. Знаете, бывает и посильнее.
— Нет, — отрезал атлант, и его глаза цвета небесно-голубого камня засветились. — Мы сделаем это сразу.