Вот цвет бургера, который наконец-то поставили на барную стойку, за которой сидел профессор, лучи изменяли в лучшую сторону — так еда выглядела еще сочнее и аппетитнее. Да и сам Психовский, что греха таить, в его цветной одежде наверняка выглядел слегка по-другому, но профессору было как-то без разницы.
На телевизоре, висящим на стенке, крутили мировые новости на испанском. Грецион знал этот язык не так хорошо, как арбаский и, тем более, английский, но суть происходящего на экране понимал. И ему это не нравилось.
Все было как-то слишком тихо и спокойно, говорили только о хорошем, но не так, как когда хотят создать видимость стабильности и скрыть ужасные преступления за новостной ширмой. Нет, говорили искренне — это чувствовалось, — потому что ничего глобального действительно не происходило. Никаких тебе пожаров, митингов, катастроф — не сказать, что Психовский огорчился такой ситуацией, но она его весьма напрягла. Он ясно предчувствовал нечто большое и глобальное, понимал, что что-то начинает происходить — а тут, словно в издевку, в мире все спокойно. Два этих факта не клеились, как не клеится резина с деревом с помощью ПВХ.
Это не было затишьем перед бурей — это было отсутствием бури при нависающих прямо над головой облаках, что в разы хуже.
Но Грециону мысли такого рода надоели, а зазвеневший дверной колокольчик отвлек профессора, и он наконец-то принялся за бургер, еще не остывший. Откусив часть, Психовский махнул рукой бармену и на более-менее сносном испанском попросил налить газировки. Сначала профессор хотел выпить легкий алкогольный коктейль, но решил не рисковать — так и на пляже можно было уснуть. К тому же, таких напитков здесь, похоже, не подавали.
Бармен как-то странно уставился на Психовского — словно тот только что попросил отделить Каталонию от Испании, — потом кивнул головой и через пару минут поставил стакан с бурлящей газировкой, продолжая глядеть на профессора, не скрывая любопытства.
Жующий Грецион заметил, но виду не подал. Мало ли, что его так рассматривают, даже если на шее вскочила вздутая бородавка — пусть думают себе, что хотят. Да даже если этот молодой бармен видит в нем потенциального папика — о времена, о нравы! — пусть наслаждается этой иллюзией, сколько угодно.
Но бармен отвлекся, обслуживая нового клиента. Боковым зрением Психовский увидел, как молодой человек извлек какие-то яркие бумажки, напоминающие театральные билеты.
Краем уха же, профессор разобрал диалог. Когда все девство подслушиваешь разговоры умных взрослых о какой-то там мифологии, боковые чувства (термин придуман самим Греционом) развиваются в бешеном ритме.
Вот, что профессор услышал (перевод с испанского не самый точный):
— У вас на вывеске написано, что вы даете купоны. Я не ошибаюсь? — осведомился вошедший, которого Психовский не видел — обзора бокового зрения не хватало.
— Да, именно! Вы хотите поучаствовать в нашей небольшой лотерее?
— Я их просто обожаю, — в голосе нового клиента появился задор, но тут же угас. — Только последнее время мне не везет.
— О, ничего, — тут бармен как раз полез под стойку и достал бумажки. — Тяните. Но вам придется что-то заказать.
Хуан Альтерего зажмурился, взял бумажку, но поворачивать лицевой стороной к себе не стал.
— У вас есть кофе?
— Сообразим, — улыбнулся бармен.
— А с коньяком?
— Ну… сообразим.
Хуан довольно улыбнулся, развернул билетик и тут же скривился в кислой мине — лотерея была беспроигрышная, и ему достался самый маленький приз, равно как и в другом баре на вокзале. Видимо, в едальнях удача его точно обходит стороной.
— А коньяк с кофе? — остановил Альтерего бармена.
Молодой человек застыл с пачкой молотых зерен в руках.
— Сообразим, — откликнулся бармен. — За дополнительную плату.
Хуан махнул рукой — мол, ладно уж — и уселся на высокий стул, через один от Грециона.
Психовский, удивленный разговором, заметил невзначай:
— Я думал, что они не подают алкоголь, и в меню его нет.
Хуан поднял голову, поправил солнцезащитные очки с красными стеклами, и глянул на профессора:
— Они не подают. Они соображают, сами видите.