– Давно вело к этому, - вновь затянувшись, дрожащим пальцем мужчина стряхнул седой пепел с сигареты. – Дом старый, вот-вот рухнет, – ну это ты из материалов дела знаешь. Жильцы обили пороги всевозможных инстанций, требуя расселения. Но, как у нас бывает, кормят «завтраками», отправляя восвояси, смывая претензии в унитаз. Для них – это всего лишь бумажонка, а люди – лишняя головная боль. Как получается: все мы букашки под более сильными – только дай повод раздавить. Думаешь, дело в проводке или ночной непогоде? Несчастный случай не оставил бы ни одного свидетеля.
– Что Вы имеете в виду? В ночь пожара в доме кто-то был? – ошарашенно проглотил Максим, а затем нерешительно продолжил. - Кто-то умер?
Офицер кашлянул в кулак, поперхнувшись его логичным умозаключением:
– «Кто-то остался жив» – задавай правильные вопросы. И этот «кто-то» – тот мальчишка, – мужчина мотнул головой в сторону детской площадки, скурив сигарету чуть ли не до фильтра. – И этот мальчишка – племянник твоего босса.
– Всё - таки… почему Вы думаете, что это не несчастный случай?
– Хмм… – обречённо выдохнул мужчина, поражаясь крайней несообразительности новичка, – в этом пожаре погибла не только его семья, он сам был причиной этого пожара.
3
3
Каким было ваше первое воспоминание? Возможно, на ум сразу приходят какие-либо моменты из детства. Например, тот, когда мама ведёт тебя в детский сад, крепко держа за руку, когда папа впервые позволяет сесть за руль старенького мотоцикла в твои четырнадцать или тот, когда ты впервые скурил сигарету, которую стащил из внутреннего кармана куртки старшего брата. Это есть удивительные воспоминания, при обращении к которым на душе становится теплее, но речь не о тех воспоминаниях, которые не имеют ничего общего со становлением личности и наложившими отпечаток на формирование характера – то, что делает человека целостным в его абсолютных гранях нормальности и безумства. Прошлое формирует настоящее, и как бы ты не хотел убежать от этого, оно вновь и вновь окунает тебя, как слепого котёнка, в ту жизнь, которая сделала тебя, возродила тебя и тебя сломала.
Хотел бы он возвратиться к этому прошлому, которое вызывает лишь тошноту и головокружение? Стоит ему только подумать о пожаре, как во рту сразу же появляется привкус крови, голова начинает безбожно болеть, в нос спешит едкий сизый дым, разъедающий слизистую, а тело пробирает крупная дрожь. Съёжившись на постели, он массирует ладонями виски и зажмуривает глаза каждый раз, когда перед ним возникает мальчишка. Он смотрит на него своими огромными, бездонными глазами, в которых мольба о помощи и испуг соседствуют со спокойствием и благодарностью. Тот мальчик – он из прошлого. И тот мальчик невозмутим. В комнате, окутанной жаром огня, под треск обрушающихся деревянных балок, с покрытым сажей ангельским лицом, он стоит неподвижно, прижимая к груди плюшевого зайца, которого выдёргивает изнутри сильная рука. Та рука тогда казалась ему спасением, но сейчас, спустя десять лет, он понял, что она стала его медленной смертью, тюрьмой, в которую он заключён. Навсегда.
Испорченный, странный, больной, заразный – он думал, что дядя, склонившийся над ним, маниакально бормотающим и дрожащим под пристальным взглядом родственника, усмехнётся, презренно открестившись от безродного племянника, начнёт осыпать проклятиями, как это делали родители, но мужчина в форме только и делал, что, укрыв курткой трясущееся тельце, крепко прижимал его к себе и плакал.
Мужчина не произнёс ни единого слова: за него всё сказали его действия. Как только мальчик соскочил с качели, он упал в крепкие мужские объятия и тут же закрыл глаза, заставляя пролиться и своим слезам. Были ли это слёзы горя или облегчения, он понять не мог. В силу своего возраста он не мог подумать и о том, что будет дальше. Он не успел понять и того, что в доме, охваченном синим пламенем, остались его мать и отец.
От разгоревшегося в гостиной уголька до яркого, ясного пламени, резанувшего глаза, прошли доли секунды. Он, всё ещё не отошедший ото сна, и не понял, как оказался запертым огнём в своей комнате. Мальчик подбежал к двери, пытаясь открыть её, но стоило ему дотронуться рукой до ручки, адская боль в ладони тут же отбросила его назад - прежде холодный металл дверной «подковки» стал невообразимо горячим, обжигающим, что клеймом впечатался в нежную кожу ребёнка. И только на его ладони проявился ржавый силуэт подковы, с потолка начали лететь обугленные деревянные щепки, рассыпаясь по обгоревшему полу.
Один, два, три, четыре…