Мальчик не знал точно, сколько сделал шагов, прежде чем оказаться в середине комнаты и, стащив с кровати за опалённое ухо плюшевую игрушку, отойти в безопасный, как ему казалось, угол, пока ещё нетронутый огнём, смотря на то, как дверь, не поддавшаяся на его силу, с треском сорвалась с петель и рассыпалась о жар стены, а в комнате показался мужчина в оранжевой форме и протянул ему руки, обёрнутые в пожарные краги.
Мальчик, задержав дыхание, без промедления сделал шаг к нему, и в следующее мгновение оказался на улице. Тогда воздух казался ему ядом – осевший внутри смог разъедал лёгкие. Ему казалось, что его внутренности сгорят в мгновение, но кислородная маска, вовремя появившаяся на лице, на секунды отдалила встречу с Всевышним.
– Ну же, давай, малыш, – ему потребовалось некоторое время, чтобы среди сирен и десятков голосов, расслышать поблизости обеспокоенный голос девушки. – Попробуй вдохнуть и выдохнуть, – не открывая глаза, мальчик последовал за настоятельной просьбой, и первый вдох дался ему легче предыдущего, поэтому он уцепился пальцами за маску, стараясь стянуть её с лица, но холодные ладони не дали ему сделать этого.
– Как он? – второй голос он расслышал более отчётливо и постарался рассмотреть приближающийся силуэт, но только он открыл глаза, солнечный свет резанул зрачки, заставляя мальчика отчаянно прошипеть. Пальцы инстинктивно поползли к глазам , но единственное, что он почувствовал дальше было яркой вспышкой боли.
– В сознании, – отозвалась девушка, всё ещё бережно придерживающая мохнатую макушку. – «Скорая» далеко?
– С минуты на минуту. Давай я, – глухой хрип мужчины поблизости прорезал беспокойную трескотню на фоне. Этот голос был знакомым. – Сеня, – мальчик почувствовал, как его плечи накрыли сильные ладони и начали трясти. Он замотал головой, но не смог посмотреть на мужчину – яркий свет был слишком болезненным.
– Дядя, – только и произнёс мальчик на выдохе, а затем он ощутил, как его поднимают с земли и куда-то несут. Ему было спокойно в кольце рук родного человека, и он теснее прижался к теплу, обернув тонкие руки вокруг жилистой шеи. – Там… там Банни, – вновь выдохнул мальчик, сквозь боль.
– Сейчас… Сейчас, Сеня, – голос мужчины дрогнул, стоило ему опустить мальчика на качели. – Вот… Так лучше?
Мальчишка поёжился, почувствовав холод – тепло, исходившее от дяди, исчезло, и он рвано выдохнул, но затем его тело вновь наполнилось жаром. Он почувствовал на своих плечах тяжёлую, но мягкую куртку, и уловил носом запах мужчины. Это помогло справиться с очередной волной накатывающей паники, и мальчишка смог без страха распахнуть глаза. Сначала, как и минутой ранее, его поприветствовала вспышка боли, заставляя задрожать, но стоило дяде прижать его к себе, детский страх, как и боль, стали терпимыми, и он замотал головой.
– Вот и славно.
4
4
Сеня посмотрел на часы. 3:15. Совсем скоро. С рассветом он должен явиться в палату к столичному следователю и сопроводить того до полицейского участка, передав ему все наработанные дядей материалы дела вместе с наставлениями мужчины.
Сонный. Прежде чем покинуть тёплую постель, парень открыл дверцу прикроватной тумбы и выудил три увесистые бумажные стопки – те самые наработки громкого убийства. Сколько раз он уже прочёл эти скреплённые красной нитью листы? Сколько раз его воображение – яркое и богатое – представляло в голове образ чистой, невинной, светлой молодой женщины тридцати лет, навсегда оставшейся заключённой на страницах уголовного дела? Раз за разом, обращаясь к этому делу, он чувствовал себя тошно и гадко. Ему было противно от самого себя, больно от того, что подобное можно было предотвратить - всякий раз он винил себя в том, что произошло. И каждый день он жил с напоминанием об этом.
Дрожащими ладонями он зачерпнул полную пригоршню прохладной воды и ополоснул лицо – этого было достаточно для того, чтобы прогнать сон, но оказалось малым для того, чтобы не сойти с ума. Всем телом он опёрся о раковину и посмотрел в зеркало, злостно усмехнувшись собственному отражению: из-под полуопущенных ресниц на Сеню смотрело существо, полностью потерявшее человеческий облик. Белое, словно полотно, лицо, украшенное бельмом, казалось парню уродливым, радости не добавлял и глубокий шрам, бегущий по острой скуле – но внешность, какой бы безобразной она не была для него, ничто в сравнении с тем, что молодой человек носил в сердце.