У каждого человека есть все-таки своя основная доминанта, главная составляющая, определяющая его суть. У одного это скупость, у другого — честность и порядочность, у третьего — интеллигентность, у четвертого — безудержная разгульность, у пятого — еще что-то. Вероятно, уже в детстве можно в человеке разглядеть ростки некоторых будущих определяющих черт. У Разумихина во всем его облике проступала интеллигентность, масть.
Зная из опыта работы, что Центр «всегда прав», резидент умел так сформулировать свою мысль, чтобы оставить путь для отхода и в то же время вынудить Центр взять часть ответственности и на себя. В Москве его шифровки не любили: они заставляли принимать конкретные решения. А там никогда не хотели брать ответственность за что-нибудь серьезное. «Тебе на месте виднее, ты и решай!» — рассуждали в Центре некоторые начальники. Правда, в случае успеха Центр себя не забывал. Генерал писал и приговаривал:
— Ты знаешь, Виктор Никифорович, я очень осторожный человек, но Василий Федорович, начальник управления, сверхосторожный, ведь с ним в Штатах проработал не один год. И тебе скажу, этот на себя никогда ничего не возьмет и никогда никому до конца не поверит. Поэтому написать надо так, чтобы шифровка обязательно сначала легла на стол начальника ГРУ. А вот когда на нашей телеграмме в левом углу наискосок зеленым карандашом Иван Петрович напишет: «Доложите», тогда Василий Федорович вынужден будет подготовить ответ и доложить наверх. Поэтому пишем на имя главного шефа. Если мы с тобой изобразим все как есть, — продолжал Разумихин, — Василий Федорович для подстраховки поставит перед нами тысячу вопросов, на которые мы с тобой заведомо не ответим. А у нас нет времени, поэтому надо представить дело так, чтобы Центру деваться было некуда, заставить его разделить ответственность за принятие решения. Конечно, основной риск мы должны взять на себя и представить его нашим кураторам как минимальный. Без риска в разведке делать нечего. Я тебе больше скажу: если хочешь сделать что-то хорошее, полезное, высокое, надо обязательно быть готовым пойти где-то против ветра, против течения, рискуя сломать себе шею.
Генерал любил иногда пооткровенничать с Дроновым. Он уважал его как фронтовика и считал как бы своим, потому что в Центре был короткое время заместителем начальника американского управления и знал, что Виктор готовился работать в США.
— Ты знаешь, — вновь отвлекся Разумихин от телеграммы, — вот я тебе говорил о разумном риске. В мою бытность в Штатах, однажды через забор посольства кто-то перебросил увесистый пакет. Дворник, обнаруживший «подарок», отнес его офицеру безопасности КГБ. И ты знаешь, что тот идиот сделал? Посчитав, что это очередная провокация, он позвонил в ФБР и передал его, не вскрывая, сотруднику американской контрразведки. Потом стало известно, что в пакете были совершенно секретные документы. Доброжелатель предлагал сотрудничество, а вместо этого по милости нашего сверхбдительного ближнего соседа угодил за решетку. Да, наверное, и о нашем проколе знаешь. Пришел в посольство немец, старший лейтенант бундесвера, предлагал боевые уставы, а его прогнали в шею со словами, что мы такими делами не занимаемся.
Об этом случае Дронов, конечно, знал. О нем часто вспоминали и судачили в резидентуре. Больше всего доставалось бывшему резиденту Грачеву, которого сменил Разумихин. Старожилы особенно любили рассказывать, как Грачев, прибыв в страну, на первом же совещании стал распекать офицеров: они-де не умеют устанавливать знакомства с иностранцами. При этом он ссылался на свой опыт работы в Африке и рекомендовал использовать здесь, забыв, вероятно, что Швеция — не Нигерия.
— Едешь на машине где-нибудь в предместье Стокгольма, — совершенно серьезно рассуждал Грачев, — остановись у какой-нибудь виллы, возьми ведро, попроси набрать воды для радиатора, вот тебе и знакомство.
Пребывание в Скандинавии плачевно закончилось для Грачева. Шведские контрразведчики быстро его вычислили, подставили провокатора, он клюнул на элементарную приманку, и не за понюшку табака его выгнали из страны, объявив персоной нон грата.
— Ведь можно и твоим действиям с американцем предъявить массу претензий, — продолжал резидент. — Почему, например, ты посадил незнакомого иностранца с секретными документами к себе в машину? Почему взял с собой несколько страниц этого документа? И можно при желании задать тебе тысячи других вопросов. Проще было сказать американцу, что ты из торгпредства, извиниться и отправиться на обед. Конечно, Центр может предъявить нам претензии. Ну, скажем, надо было договориться с доброжелателем, чтобы он пришел в посольство и передал документы на изучение специалистов. Мы бы отправили их в Москву, попросив американца за ответом зайти через недельку. Никакого риска с нашей стороны, правда, и никакой разведки. Нет, все значительно сложнее, я хорошо знаю прагматичных американцев, у них единственный Бог — деньги. Отдать документ на оценку может только доверяющий нам агент. Собственно, почему американец должен нам верить? Центр, конечно, может нам написать: примите все меры и убедите доброжелателя в необходимости сотрудничества с нами, но не укажет, как это сделать, спрятавшись за дежурной фразой: «Обеспечьте меры по конспирации и безопасности». Великолепная фраза, Виктор Никифорович, подходит для всех случаев жизни в разведке. Будешь работать в Центре, помни об этом…