Они познакомились в кофейне, открывшейся вместо старой пекарни, и Фрэнк применил к Пайпер ту же схему, что и к остальным: неторопливый разговор о погоде, комплименты, его милая улыбка — и вот уже в туалетную кабинку, где они скрылись, стучится старуха с недержанием. Он застегнул штаны: ситуации, когда кто-то рвался в помещение, которое Фрэнк планировал в ближайшие минуты залить спермой, случались неоднократно, а женщины, находившиеся в эти минуты рядом с ним, вспоминали о нравственности и, краснея, убегали, словно Фрэнк тряс перед их носом членом против их воли. Но Пайпер повела себя иначе: она открыла дверь и с непринуждённым видом предложила старушке к ним присоединиться, а после добавила, что передумала, когда пожилая женщина, ошарашенная её наглостью, обмочилась у них на глазах. Пайпер схватила Фрэнка за руку и вывела из туалета, сказала, что они поедут к нему, потому что её трусы такие же мокрые, как у старухи, с тем отличием, что возраст Пайпер позволяет ей контролировать мочеиспускание, если Фрэнк, конечно, понимает, о чём она говорит. Фрэнк не понимал. Он ожидал от девушки иной реакции: молчания или крика, но никак не безумия, превышающего его собственное; оно зацепило Фрэнка и позволило Пайпер провести в квартире случайного любовника больше одной ночи.
Они прожили вместе четыре месяца. Компания, в которой работал Фрэнк, располагалась в городе Сарасота, куда он наведывался на встречи только с важными клиентами. Фрэнк не был гениальным юристом, но был незаменимым сотрудником: все сделки, проходившие под его руководством, увенчивались успехом. Он договаривался даже с теми, кто выдвигал невыполнимые для компании условия: Фрэнк будто завладевал их разумом, гипнотизировал; он закрывался с ними в кабинете, а уже через полчаса передавал начальству подписанные бумаги и деньги — клиенты Фрэнка платили наличными, за что он получал отдельную похвалу. Юристы, лишённые харизмы, ненавидели Фрэнка и за спиной называли «гомиком»: в лицо не говорили, боялись покушения на их девственные задницы. Фрэнк забирал свой процент и укатывал в Деренвиль до следующего крупного клиента: его не заботили сплетни, зато заботила Пайпер, жизнь с которой становилась невыносимой.
Во-первых, Фрэнк дрочил. Безумие Пайпер, поманившее Фрэнка как дудочка крысолова, испарилось вместе с её желанием. Усталость, больная голова, полнолуние, дурно влияющее на её настроение, — она находила тысячу причин для отказа. Пайпер не спала с Фрэнком и не давала ему спать с другими: носилась за ним по городу и «трясине», а если теряла из виду, то врывалась во все места, где он мог бы от неё спрятаться. Врывалась и лишала его секса: женщины разбегались и самооценка Фрэнка падала вместе с его членом. Грань между свободой и одиночеством стёрлась: у тебя есть женщина, но какой от неё толк, если она не трахается с тобой и следит, чтобы ты не трахался на стороне?
Во-вторых, Пайпер требовала: внимания, денег, переезда. Она убеждала Фрэнка перебраться в Сарасоту, где они поженятся и снимут маленькую квартиру, но Фрэнк на уговоры любовницы не поддавался: какая разница где дрочить — в Деренвиле или в Сарасоте? Пайпер бесилась, наседала, угрожала, но в итоге сдалась; а Фрэнк с безразличием отнёсся к неизбежному расставанию, которое выпало на его рабочую поездку. Однако он всё же попросил Пайпер дождаться его возвращения — кто-то должен кормить рыб — и она согласилась.
Фрэнк не любил домашних животных: кошки мяукали, собаки лаяли, что-то поменьше — копошилось и шуршало, и все без исключения воняли; только рыбы приводили его в восторг. Молчаливые и дикие — их возня успокаивала. Фрэнк садился в кожаное кресло и часами наблюдал, как они резвятся в «стеклянной коробке».
Аквариум действительно напоминал коробку. В магазине предупредили: сто пятьдесят литров воды на шесть взрослых особей слишком мало — рыбы будут злее, но Фрэнку нравился такой расклад. Природная агрессия — неподвластный ему вид искусства — возбуждала Фрэнка также сильно, как его собственное отражение в зеркале. Он боготворил своих рыб — Фрэнк разводил флаговых пираний — и спешил к ним домой так, как спешат к супругам или к детям, и нервничал, если задерживался.
Доверив их Пайпер, Фрэнк лишился сна. Ни она, ни соседка, присматривавшая за рыбами до появления Пайпер, не отвечали на звонки. Напряжения добавляло затянувшееся пребывание в Сарасоте: новые клиенты оказались на редкость несговорчивыми говнюками, и вместо намеченного четверга Фрэнк приехал в Деренвиль в понедельник.