По словам Саймона — паренька из «трясины», подвозившего Фрэнка до города — Пайпер хвасталась подругам, что ушла, как только за Фрэнком закрылась дверь, и украла парочку его любимых вещиц, а соседка, на которую он понадеялся на случай, если любовница не выполнит обещание, умерла. Саймон, огорчённый кончиной старухи, причитал всю дорогу, но Фрэнк не слушал его монолог: он думал о рыбах и выскочил из машины, едва Саймон притормозил у дома.
Квартира встретила Фрэнка тишиной. Он бросился к аквариуму: пираньи метались, но были живы. Фрэнк выдохнул: лучшее, что могла сделать Пайпер — просто уйти. Она знала, как Фрэнк привязан к рыбам и не избавилась от них, хотя фантазия обиженной женщины безгранична. Она не испортила воду и не вытащила их из воды. Не отравила химией, которой Фрэнк чистил аквариум, и не закормила до смерти. Просто ушла, прихватив часы и парфюм, чтобы похвастаться перед подружками — такими же глупыми девятнадцатилетними курицами, как она — и они наверняка ей поверили и не спрашивали, почему и то и другое предназначено для женщин?
Часы — тонкую цепочку с дешёвыми розовыми камушками — Фрэнк подарил ей в начале их отношений, парфюм — перед разрывом. Он не жалел о потраченных деньгах, но не понимал, за что платит. За готовый ужин, который Фрэнк покупал в «Крабовом утёсе», или за секс, превратившийся в мастурбацию?
Он снял пиджак и закинул его на спинку кресла; сгорбился и поднял плечи, чтобы рубашка, насквозь мокрая от пота, хотя бы слегка отлипла от спины, и уселся напротив аквариума, в котором рыбы гонялись друг за другом.
Во Фрэнке боролись двое: хозяин и экспериментатор. Хозяин должен оторвать свой зад от кресла и накормить пираний, экспериментатор жаждал наблюдать: как далеко зайдёт их природная агрессия, если они останутся голодными?
Эксперимент не состоялся: хозяин победил.
Фрэнк нехотя поднялся на ноги. Рыбий корм — банку с растительной пищей вроде ошпаренных листьев салата или шпината и лоток с червями — он хранил в холодильнике. Пайпер визжала как свинья, готовящаяся на убой, когда находила лоток среди своих, как она говорила, «полезных тарелок» с овощами, фруктами и вялой травой неизвестного происхождения, а однажды её визг перерос в истерику: Фрэнк забыл закрыть лоток и черви расползлись по её еде. О том, что Пайпер насадила на вилку червяка, прикрытого салатом, Фрэнк умолчал, хотя спросил у неё, вкуснее ли стал ужин после того, как она добавила в него мясо? Пайпер то ли догадалась, то ли почувствовала странное шевеление во рту, но блевала и орала на Фрэнка она одновременно, и соседка, о чьей кончине позже будет сожалеть Саймон, грозилась вызвать полицию, если «малолетняя проститутка не заткнётся».
Фрэнк улыбнулся. Такие воспоминания согревали его уродливую душу.
Он заглянул в аквариум: из шести рыб две валялись на дне. Фрэнк не знал, сдохли они или это обыкновенный обморок, что для их вида — частое явление, зато осознавал, что если не покормит рыб в ближайшее время, то выложит ужасающую по цифрам сумму за новых пираний, покупка которых в его планы не входила.
Фрэнк расстегнул верхние пуговицы тесной рубашки. Этот дом, этого многоэтажного монстра спроектировал и построил дьявол: он отличался не только шелухой слухов и мрачных историй, связанных с убитым здесь архитектором, но и безнадёжной духотой в любой сезон. Местные смеялись, что мэр переселил сюда «трясиновцев», чтобы добить их, и Фрэнк смеялся вместе с ними, пока не занял одну из квартир. Духота была непроходимой.
Он расстегнул ещё пуговицу. Рыбы, прежде носившиеся по аквариуму, замерли. Фрэнк прислонил ладонь к стеклу. Воздух, пусть и спёртый, словно застрял где-то в глотке и не опускался в лёгкие; словно тяжёлая материя обволакивал сердце, намереваясь сломать его, раздавить; как толстуха, взбирающаяся на хрупкий член хрупкого парня, он карабкался по груди, пока в один миг не пронзил сердце Фрэнка острыми когтями.
Фрэнк закатил глаза и, схватившись за край аквариума, завалился на спину.
Аквариум рухнул на него.
Но Фрэнку повезло: звук разбивающегося стекла услышал управляющий, бродивший по коридору. Управляющий постучал и поинтересовался, не нужна ли помощь, но Фрэнк не отозвался. Он всё видел и чувствовал: видел, во что превращается природная агрессия, доведённая до своего пика, и чувствовал, как голодные рыбы, опьянённые запахом крови, с жадностью вгрызаются в его лицо, но он не мог их остановить — Фрэнк чувствовал всё, кроме собственного тела, которое не мог контролировать, точно оно больше не принадлежало ему.