Дверь повозки со скрипом открывается, влажный ночной воздух, слышу стук по крыше — дождь. Мы по одному выходим наружу. Перед нами большое освещённое огнем крыльцо из белого мрамора, массивные двери — черный вход в огромный белокаменный дворец. Охватить его взглядом целиком не получается — близко стоим. Видимо, это он напомнил константинопольский собор, там, в море. По бокам крыльца — знакомый нам караул, вдоль лестницы с двух сторон, поблёскивая намокшим золотом, рядом ещё солдаты. На лестнице под большим парусиновым зонтом ждёт небольшого роста человек, похожий на спасшего нас капитана гафельной шхуны. Средних лет, невысокий, толстый, с круглым лицом, черной тонкой аккуратно подстриженной бородкой. Зонт над ним держит огромных размеров человек, белый шелк его рубахи обтягивает могучие мышцы. Блестящий лысый череп, кожа в темноте цвета зелёной маслины. На кожаном ремне широкий кривой меч. Атлант с портика Нового Эрмитажа. Таким предстал перед нами первый волх, наёмник, оберегающий толстячка от дождя и прочих невзгод. Толстячок в красном расшитым золотом халате; поверх черных кудрявых волос — золотой обруч, переливающийся блеском драгоценных камней. Это Салим, он встревожен. Спускается к нам, нервно потирая ладони. Про потерю корабля он уже знает, теперь последняя надежда — кто же смог выбраться?
— Кто вы? — Салим осматривает меня сверху вниз.
— Доброй Вам ночи, многоуважаемый Салим, — прикладываю руку к груди — перед Вами младший брат правителя Крепта и его советники.
Все кроме меня, приложив руки к груди, склонили головы в знак приветствия. Я, как брат Даримира, гордо смотрю прямо. Салим чем-то смутился на мгновенье, затем учтиво склоняет голову в мою сторону.
— Я рад, что несмотря на постигшие вас невзгоды, Вам удалось спастись и добраться до нас в здравии. И, конечно, я сочувствую потере ваших людей.
Выдержав паузу, Салим продолжает: — Предлагаю наше знакомство продолжить завтра, а теперь отдых, ночи всё ещё достаточно.
Салим подзывает маленькую женщину средних лет, она стоит за волхом, не сразу заметил. Одета в желтое с красными цветами платье — цепао. У неё маленький бумажный зонт.
— Син, старший смотритель дворца и устроит Вас со всеми удобствами, — Салим ещё раз склоняет голову в мою сторону, разворачивается и медленно уходит вверх по лестнице. Син в полупоклоне ждет пока Салим не скроется за дверью.
— И всё!? — Сава разводит руками — Не более ли теплого приема мы ожидали?
— Разыгрывал шутов, зубоскалов, паясничал, развращал умы…
— А ведь какой художник был, какой талант! — Сава с улыбкой заканчивает начатую Семеном Львовичем цитату из Лебединой песни Антона Павловича Чехова.
На автомате беру Син за локоть и зачем-то веду вверх по лестнице. Поднявшись на пару ступенек, Син приходит в себя и осторожно высвобождает локоть.
— Прошу прощения, но нам не сюда.
Гомерический хохот Савы, откуда только силы берутся. Син, гордо подняв голову, спускается с лестницы, делает приглашающий жест, и мы, под осуждающий Саву шёпот Семена Львовича, огибаем лестницу и находим широкий небольшой спуск в полуподвальный этаж. Спускаемся, впереди невероятно массивная деревянная дверь — открыта на распашку.
Бесконечный коридор, высокие арочные своды из красного кирпича. На стенах газовые светильники. По бокам двери, много дверей. Запах плесени и сырость. Отчетливый звук воды, вероятно под дворцом проходит река. Идем медленно, долго, поворачиваем, поднимаемся по лестницам, в итоге оказываемся в большом зале.
— И столовая дубом обшита! — восхищённо рассматривая богатый зал, Сава поминает Михаила Афанасьевича Булгакова.
Зал действительно красив. Высокий потолок, украшенный фресками и позолоченной лепниной в виде дубовых листьев и желудей. Мощная колонна в центре, стены обшиты красным деревом и пронизаны золотыми жилами. Витражи из зеленого и желтого стекла, малахитовый пол. В разных углах комнаты стоят три деревянные кровати, четвертую вносят при нас четверо мальчиков подростков через центральный вход в зал. Через открытые массивные двери виден сверкающий золотом коридор. Нас, учитывая наш непрезентабельный вид, провели через черный вход. Девушки в розовых цепао, раскладывают на кроватях цветастые матрасы, расстилают простыни — готовят постели. Ещё две — сервируют нам ужин на столе с фигурными ножками.
Отдельной комнатой в зале — моечная (хамам) — в белом мраморе. Бочки полные водой с медными краниками. Там же и туалетные кабинки — обшитая мрамором комнатка с дыркой в полу, которая, судя по доносившемуся из неё шуму, вела прямиком в речку под дворцом, и глиняным кумганом с водой.