Как-то так вышло, что группа довольно быстро и жадно разбежалась по ресторанам, а Арсений, как всегда, растерянно остался топтаться на той самой овальной Пьяцца Кампо, а прямо перед ним стояла и улыбалась Даниэлла. Улыбалась как-то, опять-таки, не по-итальянски тепло, потому что итальянская улыбка всегда с зубами, роскошная, солнечная со сверкающими брызгами Адриатики. А это было словно «солнце в молоке»…
Вы один?М-м-да… А что?Я как раз сама собиралась перекусить. Составите мне компанию? А-а-а… э-э-э… Давайте. Познакомите меня с тосканской кухней, вымолвил Арсений и почему-то рассмеялся. Наверно от собственной глупости.Даниэлла тоже засмеялась, бархатисто и негромко. И ему неожиданно стало легко – так чисто и солнечно вздыхаешь, пробудившись от липкого кошмара, и видишь за окном по-детски голубое небо, первый ярко-зеленый пух на деревьях, и понимаешь, что еще только-только середина апреля и что душу твою дурную и ленивую все-таки спасли. От тебя же только требуется встать с кровати и сходить купить что-нибудь к завтраку.
Он не запомнил точно, о чем они говорили. Ему только было неловко, что она так хорошо знает русский, а всё, что он мог сказать по-итальянски, это «грация», да «скузи». Было что-то про институт Мориса Тереза. «Нет, нет – я училась в Москве. В Питере мы только иногда бывали»… Он лишь хорошо запомнил одуряюще вкусную тосканскую отбивную, охлажденное Кьянти и певучий ветер, гуляющий по веранде открытого ресторанчика.
* * *
В Домодедово, как водится, за ним поплелась целая толпа таксистов, с каждым его шагом сбрасывавшая цену, а он только усмехался и шел дальше, пока счетчик в его голове не уровнялся с ценой самого покладистого из водил. В багажник бросил всё, кроме одной сумки с керамикой – пепельницы, кружки, тарелки и прочая дребедень на раздачу знакомым и незнакомым. Ее он осторожно умастил на коленях. Уже сворачивая на МКАД, он набрал номер без особой надежды, что у Серёги достанет сил в семь утра, да еще в субботу, протянуть руку к мобильнику, но через несколько мучительных гудков наконец раздался хриплый, похмельный голос сокурсника:
– Арс, это ты, что ли?
Ну, а ты думал архангел Михаил? Погоди, еще рано. Давай, поднимайся, беги за продуктами. Холодильник пустой, небось.Не-е-е, чего-то там вчера было…Так то вчера! А ну, быстро вперед! А то Кьянти не получишь!О! О!!! Бегу, уже, бегу!Вообще-то Серёга жил на другом конце Москвы, таким же разведенным разгильдяем, но отказать своему сокурснику не мог. Работы у него нынче было немного, так что две недели посторожить квартиру друга он вполне мог. Ну и, кроме того, он получил добро на приглашение в изящную берлогу Арсения разного женского полу, с требованием лишь присматривать за аппаратурой.
Под рассветными солнечными лучами, льющимися из коридорного окна, Арсений обрушил на пол сумки и надавил со всей усталостью на кнопку звонка. «О-о-о!!! А-а-а!!! Ага!!!», все это перемешалось с хлопанием ладоней, со взвизгами сумочных молний и прочим радостным шумом, который сопровождает любого прибывшего. По квартире воняло подгоревшей яичницей, но Арсений не обиделся. Дым Отечества…
Серёга продолжил кухарить, а Арсений в другой комнате, прикусив губу, пытался вспомнить, в какой же из бесчисленных отсеков своего багажа он запихнул подарок для этого обалдуя – роскошную бриаровую трубку, которую он отцыганил у одного табачника, за полцены. Тут Серёга с кухни прокричал:
Слушай, а ведь ты не первый, кто меня сегодня с кровати сдернул!А кто еще?Знаешь, я так и не понял. По городскому. Тебя спрашивали. Низкий голос такой. И с акцентом почему-то. Данила какой-то. Не знаешь такого?
12.04.07.