— Тут много воды! — восторженный образ от Капли. — И много блестящего на дне! Можно посмотреть? Только посмотреть!
— Можно посмотреть, — согласился я. — Но не брать. Помнишь, что было на корабле?
Образ виноватой мордочки и обещания быть хорошей.
Я направился прочь от порта, расспрашивая встречных о дешевом жилье. Ответы были предсказуемыми:
— В Канавном квартале комнаты сдают, — сказал извозчик, дожидающийся седоков. — Но там… своеобразно. Канавы воняют, народ специфический.
— Попробуйте на Кривой улице, — посоветовала торговка яблоками. — Марфа Кислая сдает. Недорого. Но она та еще особа, предупреждаю.
— За Старым мостом есть ночлежки, — буркнул грузчик. — Три медяка за ночь. Но лучше там не светить деньгами.
Я собирал информацию, составляя мысленную карту города. Богатый центр, средние кварталы, окраины и трущобы — стандартная схема. Мне нужно было что-то на границе приличных районов и трущоб — достаточно дешево, но не слишком убого.
Надолго я задерживаться там не собирался. Всего лишь на несколько дней, пока не найду источник дохода и не разберусь со статусом Лазаря Аквилона, которому тут не слишком-то и рады.
Кривая улица показалась оптимальным вариантом. Я двигался от широких проспектов к все более узким улочкам. Дома становились ниже, покосившиеся, но в них еще жили обычные люди, а не только криминальный элемент.
Сама Кривая оправдывала название. Извивалась между домами как пьяная змея. Дома разной высоты и разной степени ветхости создавали причудливый рельеф. У кабака группа рыбаков травила байки. Бродячий пес лениво тявкнул для порядка и снова улегся в тень.
Дом номер тринадцать нашелся в самом изгибе улицы — трехэтажная громада, которая, кажется, держалась исключительно на честном слове и силе привычки. Крыльцо скрипело под ногами, на двери красовалось объявление, написанное решительным почерком:
СДАЮ КОМНАТУ. Плата вперед. Пьяниц и буянов не беру. В долг не селю.
Я постучал. Изнутри донеслись громкие голоса:
— Мам, ну дай взаймы! — ныл мужской голос. — До получки всего неделя!
— Сказала же — нет! — отрезал женский. — В прошлый раз полгода отдавал!
— Да я исправился! Клянусь! Маменька!
— Исправился он… Вон из дома дуй, на работу! А то вышибут как в прошлый раз! Здоровый лоб, а все маменька да маменька!
Звук шлепка, судя по всему, не сильного, скорее воспитательного. Возмущенное «Мам!» и топот ног.
Дверь распахнулась. На пороге стояла женщина лет пятидесяти с веником в руке — оружие было наготове. Седые волосы убраны под косынку, фартук заляпан чем-то кулинарным, взгляд оценивающий и цепкий.
За ней маячил ее отпрыск, детина под два метра ростом, с физиономией, которую природа лепила явно на скорую руку. Маленькие глазки, приплюснутый нос, массивная челюсть, классический громила. Сейчас он потирал затылок и смотрел на меня исподлобья.
— Чего надо? — спросила женщина без церемоний.
— Комнату ищу. В объявлении написано…
— Есть комната, — перебила она. — Десять серебряных в месяц. Вперед. Готовка на общей кухне, уборка сам, стирка сам. Гостей после десяти не водить. Не пить, не буянить. Устраивает?
Десять серебряных составляли седьмую часть моего капитала. Но для столицы это было подозрительно дешево.
— А комнату можно посмотреть?
— Ишь, привередливый, — хмыкнула хозяйка. — Колька, покажи господину комнату. Третий этаж, та что у чердака.
Громила нехотя повел меня наверх. На третий этаж вела уже совсем узкая лесенка, больше похожая на стремянку.
Комната оказалась, скажем так, специфической. Потолок скошенный, под самой крышей. Из мебели — железная койка с продавленным матрасом, шаткий стол, стул на трех с половиной ножках и шкаф, который явно помнил еще прошлый век.
Окно маленькое, но с видом на крыши. Почти романтично, если не обращать внимания на облупившуюся краску и щели в раме.
— Холодно зимой, — буркнул Колька. — Жарко летом. Крыша течет, когда дождь. Брать будешь?
Я огляделся. Да, не дворец. Но крыша над головой, запирающаяся дверь, возможность выспаться. За десять серебряных — почти подарок.
— Беру.
Колька удивленно моргнул. Видимо, обычно жильцы сбегали после его честного описания.
Спустились вниз. Я отсчитал десять серебряных — остался шестьдесят один. Хозяйка ловко пересчитала монеты, сунула в карман фартука и сменила тон на чуть более дружелюбный.
— Марфа Кузьминична, — представилась она. — А ты кто таков будешь?