Собрал всю волю в одну точку. Сделал разрез.
Связь рвалась медленно, со скрипом, который был слышен даже под водой. И наконец лопнула.
Распад начался мгновенно.
Тело Пелагеи начало разлагаться. Не гнить, а именно распадаться в прах. Десятилетия догоняли её за секунды. Но из этого распада, из самого центра, выскочила крохотная серебристая рыбка. Малёк размером с мизинец.
Плотвичка. Свободная.
«Сестра!» — Капля закричала от радости. — «Ты свободна! Плотвичка свободна! Иди сюда!»
Но малёк не реагировал. Металась в панике, тыкалась в водяные стены моего заклинания.
И вдруг рыбка нашла просвет между водяными плетями. Проскользнула, метнулась прочь стремительно, как серебряная молния.
«Сестра! Вернись!» — Капля звала отчаянно.
Но та уже скрылась в тёмной воде. Серебряная искра мелькнула в последний раз и исчезла.
Я понял, что произошло. Потеряв так много энергии и пройдя через очищение, Плотвичка откатилась к самому началу. Стала как новорождённый дух, чистое существо стихии, без памяти, без сознания.
Новорождённые водные духи не умеют разговаривать или даже мыслить в привычном смысле. Они просто существуют, плавают, питаются энергией воды. Только через годы, может быть десятилетия, она снова разовьётся. Научится принимать форму, думать, говорить.
Станет похожа на Каплю или еще на кого-нибудь.
От Пелагеи не осталось ничего. Только муть в воде, которую уносило течением. Серая взвесь оседала на дно, становилась частью ила.
И тихий шёпот донёсся до меня. Не звук, а словно касание.
«Спасибо…»
Последнее дыхание души, которая наконец обрела свободу. Которая могла уйти туда, куда уходят все души. В смерть, в покой, в забвение. Или в лучший мир, если он существует. Я об этом так и не узнал.
Камни в лодке сияли ровным голубым светом. Все десять заряжены полностью.
Вынырнул, пробивая головой поверхность воды. Тело переполняла энергия, но я знал, что это временно. Если мой магический запас был полон, то возможности физического тела наоборот истощены до предела.
Я был уверен, что совсем скоро мне придётся дать ему отдых. Поэтому старался успеть всё сделать как можно быстрее.
Берег находился в двадцати метрах, но в тумане казалось, что плыву в белую пустоту.
Наконец я почувствовал песок под ногами. На мелководье мне открылась странная картина. Словно кукольник бросил своих марионеток как попало.
Степан лежал наполовину в воде. Волны омывали его ноги, перекатывая с боку на бок.
Гришка уткнулся лицом в песок в трёх метрах от воды. Руки раскинуты крестом, похож на большую морскую звезду. В левой руке всё ещё сжимал флягу. Даже без сознания не выпустил.
Кузьма сидел, привалившись к перевёрнутой лодке. Голова запрокинута под неестественным углом. Храпел громко, с присвистом.
Михей свернулся калачиком у самой кромки. Обнял колени, подтянул их к груди, как ребёнок, который боится темноты.
А Тимоха растянулся прямо там, где вчера стоял на вахте, у остатков костра. Улыбался во сне блаженной улыбкой.
Все пятеро дышали размеренно, спокойно. Но это был не обычный сон. Ментальное воздействие выключило их сознание как свет. Когда пение Пелагеи прекратилось, они просто упали там, где стояли.
Нужно было их разбудить. Но что сказать? Правду?
«Я только что убил русалку-утопленницу, которая пела. Вернее, разделил её на водного духа и человеческую душу».
Не поверят. Или поверят, но тогда начнутся вопросы. Кто я такой? Как смог? Почему не пострадал?
Нужна была правдоподобная версия. Что-то простое, бытовое, во что легко поверить.
Я сформировал заклинание. Пять небольших шаров воды поднялись из реки. Повисли над каждым рыбаком на высоте полутора метров. Щёлкнул пальцами.
Шары лопнули одновременно. Вода обрушилась на спящих.
Реакция последовала мгновенно.
— А-а-а! Тону! Спасите! — Тимоха вскочил, замахал руками, брызгая водой во все стороны.
Глаза дикие, не понимающие.
Степан фыркнул, закашлялся, выплёвывая воду и песок:
— Что… что это было⁈ Где мы⁈ Живы⁈
В его голосе звучал не просто испуг. Животный ужас человека, который помнил кошмар, но не мог понять, был ли он реальным.
— Ничего не было, Степан Егорыч, — сказал я спокойно, тем тоном, которым врач успокаивает пациента. — Помутнение вышло. Массовое.
— Как это ничего⁈ — Степан вскочил на ноги слишком резко, зашатался, схватился за голову обеими руками. — Мы же… пение было… женское пение… красивое такое… я помню! Ноги сами шли!