— И ещё… — Митрич сглотнул, кадык дёрнулся вверх-вниз. — Семёныч из ночной смены вспомнил кое-что странное.
Добролюбов вскинулся так резко, что кресло скрипнуло.
— Что вспомнил? Говори толком!
Митрич переступил с ноги на ногу.
— Три дня назад ночью Семёныч видел возле скважины чужого. Сперва подумал, новый инженер какой, которого наняли без его ведома. — Митрич облизнул пересохшие губы. — В рабочей одёжке был, с инструментами. Фонарь при нём со светокамнем, всё как положено.
В конторе повисла тишина.
— И что этот… человек делал? — голос Добролюбова звучал глухо, словно из-под земли.
— Семёныч говорит, возился что-то у люка технического. Минут пятнадцать, не больше.
Первым не выдержал Волнов. Старый лодочник побагровел, жилы на шее вздулись. Он вскочил так резко, что опрокинул стул. Тот с грохотом упал на пол.
— Так это… — голос его дрогнул. — Вас что, травят специально?
— Похоже на то, — тихо сказала Надежда. — Результаты анализов вполне могут говорить о таком варианте.
— Но кто? — Волнов всплеснул руками. Его обычно добродушное лицо исказилось от ярости. — Кому это надо? Василий Петрович же честный купец! Никому зла не делал.
Я помедлил, подбирая слова. В памяти всплыли обрывки подслушанного разговора. Холодные голоса, циничный смех. Мергель и Лазурин обсуждали Синявино как удачную сделку. Для них диверсия была лишь строчкой в бухгалтерской книге.
— Василий Петрович, — начал я осторожно. Мой голос прозвучал неожиданно громко в тишине. — А не кажется ли вам странным сам факт заражения? Ваша скважина была защищена. Тройная система фильтров, постоянный присмотр рабочих…
Добролюбов медленно поднял голову. В его глазах мелькнуло понимание, быстрое, как вспышка молнии. Но тут же погасло, сменившись упрямым неверием.
— Да, странно… — он провёл ладонью по лицу. Рука дрожала. — Но что вы хотите этим сказать?
— Думаю, кому-то выгодно ваше разорение. — Я старался говорить ровно, без нажима. — У вас есть конкуренты? Кто-то, кто хотел бы прибрать к рукам ваше дело?
Добролюбов застыл. Секунду, две, три. Потом его лицо начало меняться. Недоумение сменилось пониманием, понимание яростью.
— Конкурентов хватает… — голос его был тихим, но в нём звучала угроза. — Но больше всего на мой завод зарится барон Мергель.
Он замолчал, глаза расширились. Я видел, как в его голове складываются кусочки мозаики.
— Боже правый, — выдохнул он. — Ведь он… Сегодня утром он звонил! Не прошло и двух часов после того, как я начал обзванивать клиентов, а он уже всё знает!
Добролюбов ударил кулаком по столу. Колбы подпрыгнули, зазвенели. Одна покатилась к краю, Надежда ловко подхватила её.
Предложил купить всё! Оборудование, скважину, даже марку оставить готов. «Чистая вода Добролюбова» под управлением барона Мергеля! — он выплюнул последние слова, как что-то горькое. — По остаточной стоимости, говорит. Из милости. Десять процентов от реальной цены! Десять!
— Два часа? — я изобразил удивление, хотя внутри всё сходилось. — Это очень быстро. Подозрительно быстро.
Я выдержал паузу, давая информации улечься. В тишине было слышно, как Волнов тяжело дышит.
— А знаете, в Синявино был похожий случай, — я говорил медленно, почти небрежно. — Буквально месяц назад. Господин Синявин — владелец завода и тех земель обнаружил, что его вода заражена.
— И? — Добролюбов смотрел на меня немигающим взглядом.
— И продал всё барону Мергелю. За бесценок.
Добролюбов медленно опустился обратно в кресло. Кожа скрипнула под его весом, жалобно, почти человечески вскрикнув.
— Точно! — вдруг воскликнул Волнов. Он хлопнул себя по колену с такой силой, что поморщился. — Я помню! Синявины старинный род, ещё деды их дедов те земли держали!
— Но это же… — Добролюбов схватился за голову. Пальцы зарылись в волосы, взъерошили их. — Это же чудовищно! Неужели это возможно?
— Доказательств нет, — признал я. — Но совпадения…
— К чёрту совпадения! — Добролюбов вскочил снова. — Я теперь всё понимаю! Этот… этот упырь! Сначала травит воду, потом является как спаситель!
Он метался по комнате, как зверь в клетке. Три шага туда, три обратно.
— Значит, всё продумано, — Добролюбов остановился, уставившись на свой склад через открытый дверной проем. — Но что я могу сделать? В полицию не пойдёшь: «барон Мергель травит воду», кто поверит? Да и половина судей у него на жаловании.
Он повернулся к нам. На лице читалось отчаяние человека, загнанного в угол.